Капитан идет по следу

— О чем ты? — поинтересовался Каракозов.

— Есть у нас такие люди: свой волос им дороже чужой головы. Откуда они?

— Из той же земли сделаны, — усмехнулся Гайда.

— Ну, что ж, вероятно, надо окончить допросы? — справился Каракозов. — Побываем на базе еще раз и все.

— Надо поговорить с Ирушкиным… Да… Надо… — неожиданно предложил Гайда. — Не помешает.

И они еще раз встретились с Ирушкиным. На этот раз он держался не так уверенно, хотя по-прежнему вел себя спокойно и грубовато шутил. Умные рысьи глаза счетовода медленно переползали с человека на человека, и Смолин мог поклясться, что в этих глазах чадно горит огонек.

Вероятно, Можай-Можаровский успел сказать Ирушкину о своем разговоре в милиции и о заключении экспертов. Счетовод посматривал на следователей и молча курил. Потом он сказал внезапно:

— Все мы — адамы. У всех грехи.

— Ну, и что?

— Смотри, не ошибись. Не упусти, кого надо.

— Хорошо.

— А теперь я пойду. Мое дело — предупредить. Могу идти?

Утром Каракозов и Смолин приехали на базу. Их сопровождал Можай-Можаровский. В эти минуты он напоминал высокое старое дерево, надломленное грозой.

Пройдя за ворота, Каракозов остановился, несколько секунд разглядывал землю и, наконец, покачал головой.

— Что, Евгений Степаныч?

— Здесь, возле бревна, мы нашли очки. Как видишь, тут нет следов огня.

Смолин вопросительно взглянул на майора.

— Воскресенье было солнечным жарким днем. В жизни, Александр Романыч, встречается всякое. Возьми те же очки, возьми линзы, оптические инструменты, вогнутые зеркала, наконец, наполненные водой стеклянные шары. Любой из этих предметов может служить зажигательным стеклом. Оно соберет солнечные лучи и сосредоточит их в одном месте. Окажись это место подходящим материалом — и вспыхнет. Но очки Милоградова тут не при чем…

Все прошли дальше.

— Не хранили вы хлопка или древесного угля на базе? — спросил Каракозов у заведующего.

— А зачем они нам?

— Не знаю. Затем же, зачем и бензол.

— Не хранили.

— Видите ли, древесный уголь способен сгущать в своих порах газы, пары и влагу. Процесс этот связан с выделением тепла. Бывали случаи — такой уголь самовоспламенялся. То же случается и с хлопком.

Наконец, все оказались у конторки Милоградова, Каракозов несколько минут рассматривал каменную стену конторки, потом взглянул на горку пепла. Можай-Можаровский, перехватив его взгляд, объяснил:

— Неделю назад мы привезли пять тонн угля. Запасы на зиму для печек. Не успели заштабелевать…

— С каких копей этот уголь?

— Местный.

— Бурый?

— Бурый.

— Выходит, эксперты правы. Что у вас хранилось в этом складе?

— Ящики со стеклом.

— Я так и думал. Во всяком случае — не нефть, не смола, не бензин.

Смолин так же пристально, как и Каракозов, рассматривавший стену конторки, услышав последние слова майора, согласно кивнул головой.

— Пожалуй, можно возвращаться, Евгений Степаныч?

Можай-Можаровский, отставший было от следователей, догнал их у самых ворот. Задыхаясь от быстрой ходьбы, он сказал:

— А вы все же проверьте Милоградова! Проверьте!

В управлении оба следователя в ожидании Гайды умылись и привели себя в порядок.

— Видишь ли, Александр Романыч, — закуривая, сказал Каракозов, — ископаемый уголь и торф — природные горючие материалы. Ты ведь бывал на шахтах, знаешь: горняки очень заботятся об угле, поднятом на-гора. Если не доглядеть за ним, или за свежедобытыми брикетами торфа — вспыхнут. Чаще других это случается с бурым углем.

А теперь вспомним о кладовщике. Все внешне говорило о его вине. Он один был на складе в тот день. Был там два часа. Сам сказал о стружках, а их, конечно, можно использовать для поджога.

Но все эти признаки могли быть случайностью. Поджигатель не пошел бы открыто на базу, как это сделал Милоградов. Он не пошел бы в воскресенье. Не стал бы торчать на базе два часа, а, чиркнув спичкой, немедленно исчез оттуда.

Но и эти мысли — были только мысли. Нужны были факты. Хотя бы один убедительный факт за или против.

Этим фактом и явилось коптящее пламя над конторкой кладовщика. Мы должны были обратить внимание на это странное обстоятельство. Такое пламя на базе могли дать только бензол или уголь. Больше ничего такого, что содержало бы свыше восьмидесяти процентов углерода, там не было. Смолу Можай-Можаровский еще не успел привезти. Ту смолу, которую он хотел растворять бензолом.

Но ведь бочки с бензолом были совсем в другом конце базы. Выходит, горел уголь. Вспыхни сначала конторка или склад со стеклом, пламя было б совсем другим.

Значит, вспыхнул уголь, и только потом огонь перекинулся на конторку и склад.

Но может, Милоградов и зажег уголь? Едва ли. Ни одного его следа нет у горки пепла. Не кинул ли он бутылку с бензолом на уголь из своего окна? Нет, не кинул. Эксперты проверили золу. Никаких следов бензина, керосина, нефти в ней нет.

Что же в итоге? Уголь в этот жаркий солнечный день воспламенился сам. Вот почему, прочитав акт экспертизы, испугался Можай-Можаровский…

Телефонный звонок прервал этот разговор. Звонил Гайда. Он не мог придти, так как его срочно вызывают на новое дело.