— Все, что подревней, — на глубине, — сказал Вася. — А цена тяжелого водолазного оборудования…
— Пусть это вас не волнует, — торопливо перебил Джованни.
— Щедрые авансы всегда настораживают, — вздохнул Володин.
— А меня настораживает другое, — сказал Набил. — Ваши таинственные друзья.
Реакции на свою реплику он не дождался.
— Ну хорошо. — Джованни поднялся. — Встречаемся у причала в десять часов утра.
— Зачем? — возразил Володин. — В одиннадцать часов уже в квадрате… Дорогу вы знаете.
— Можно и так, — согласился Набил.
— Старуху с собой брать? — спросил Вова.
— Какую? Ах, госпожу Фиру? — Джованни тонко улыбнулся. — Зачем? Разве она умеет нырять? Мне почему-то кажется, что количество ее погружений не будет равно количеству всплытий.
— Именно это мне в ней и нравится, — ответил Вова.
— Ну что вы! — Итальянец замахал волосатыми руками. — Вся вина бедной, чувствительной женщины заключается лишь в том, что она рассказала мне о своих русских добрых знакомых, усердно выходящих с аквалангами в океан, вот и все. Разве это заслуживает какой-либо мести?
И, галантно попрощавшись, гангстеры удалились.
— Накрылся проект, — вздохнул старик. — Дал Бог беззубым сухари!
— Рано киснуть, — сказал Володин. — Война планы покажет.
— Это верно, — подтвердил Одинцов. — И все-таки данный итог лучше, чем таинственная неизвестность. Что ни говори, а какой-то просвет в тумане образовался…
— Раздела не будет, — обреченно качнул головой Василий. — Все отберут, а нас — на дно.
— Возможно, — поднял на него глаза Одинцов. — И даже очень возможно, что раздела не будет. Я, к примеру, так точно ни с кем не собираюсь делиться. Кроме находящихся в данном помещении лиц. А потому, кому на дно отправляться — время рассудит. Произойдут еще события, которых не хватает в истории человечества… Но вообще, у меня принцип: если уж начал этот год, то закончи его… Тротил остался? — обратился к старику.
— Две шашки…
— Очень хорошо! А что плохо: неизвестно, кто там вертится на периферии всех наших дел. Сегодня эти деятели на руку нам сыграли, но вот что завтра… — Он осекся, пронзительно взглянув на Игоря. — Э, — присвистнул задумчиво, — а не по наши ли это души и головы?.. Ты в Москву звонил? Вообще… кому-нибудь?
— Соломону только… Но он…
— Ага, ты его очень хорошо знаешь!
— Достаточно.
— Да? Тогда получите сюрприз: помнишь акварель неясного философского содержания и — срок за нее?
— Ну.
— Он тебя и заложил. Твой друг Соломон. Я уж помолчу о своих с ним вербовочных контактах…
— О как! — на выдохе воскликнул дед. — Чего ж раньше молчал?
— Профессия такая, — ответил Одинцов. — А ты?.. — Перевел взгляд на Вову. — Звонил ведь…
— Кишке своей ненаглядной, — подтвердил старик.
— Ну, если вычислили нас, то дело хреново, — заключил контрразведчик. — Тогда спешно выращиваем на затылках глаза. И сегодня же ночью назначаем дежурного. Окна — занавесить!
— Да ладно вам, — отмахнулся старик. — Та публика не стоит рублика. Взвесь придонная! С двух метров из-за укрытия и всего-то вскользь макаронников зацепила, по случаю…
— По случаю и яхта сегодня на небеса взлетела, папа, — молвил сын Игорь. — Случай случаю рознь.
— Кстати! — глубокомысленно поджал губы Василий. — Мы совершенно забыли о жертве разборки…
— Какой еще жертве? — подозрительно покосился на него Одинцов.
— О пострадавшем мирном прохожем, как пишут в газетах, — пояснил Вася, доставая из пакета за хвост дохлого тунца. — Дело-то к ужину. Или сходим на халяву к итальянцам?
— Мы люди гордые, — сказал Одинцов. — И воспитанные. Это они без приглашения любят…
— Насколько я знаю чека, — заявил старик, — вы тоже не очень-то щепетильные черти. В плане всяких там разных визитов. К приличным людям. Но то, что у советских — собственная гордость, это ты точно! Я и с немцами тогда… строго! Потрошим хека!
ВОЛОДИН
На следующее утро в заданном квадрате Атлантики мы встретились с четырьмя невооруженными пиратами, приплывшими на катере под прежним руководством косматого голубоглазого брюнета, встретившего нас хотя и кривоватой, но в общем-то достаточно благожелательной ухмылочкой.
— Рональд, — представился он, поочередно вручив для пожатия свою крепкую, мясистую ручку.
Далее прошло мирное производственное совещание.
Англо-итальянский экипаж предусмотрительно взял в плавание десять запасных баллонов с воздухом, так что нырять мы могли до потери пульса. Однако рациональным представилось первое одиночное погружение в целях поверхностного осмотра наверняка вдрызг развороченной взрывом субмарины.
Беззастенчиво выдернув из-под рук одного из пловцов мягонькую, новенькую маску с широким стеклом, я напялил на себя гидрокостюм, плюхнувшись спиной в воду.
Привычная первая боль в ушах, «продув», взгляд на уползающую стрелку глубиномера, неуклонно темнеющая синь воды и наконец — прорыв ко дну — неожиданно светлому, будто впитавшему в свой песочный настил трудно пробивающееся в глубину солнце.