Камер-юнкер

А может, и вовсе оделась так только потому, что еще затемно крутила гайки в мастерской, времени на которую последние полгода у Настасьи оставалось катастрофически мало. Как бы то ни было, простой наряд ее совсем не портил. Я даже на мгновение удивился, что вокруг еще не столпились мужчины с восхищенными взглядами… Впрочем, все местные наверняка уже трудились в поте лица.

Да и я сам приехал сюда вовсе не любоваться на рыжеволосых красоток… а жаль.

Настасья уселась, только когда я подошел уже почти вплотную. То ли просто нежилась на солнышке, то ли и правда задремала. И скорее второе — глаза у нее все-таки были чуть заспанные.

— Пойдем, спящая красавица, — улыбнулся я, протягивая руку. — Нас ждут великие дела.

— Устала я уже от твоих великих дел, благородие. — Настасья чуть нахмурилась. — Раньше оно как-то попроще все было. Знай, крути себе гайки и крути… Помнишь, как познакомились?

— Ага. Еще как, — отозвался я. — Чуть ключом гаечным не огрела.

А ведь это было… не так уж, в сущности, и давно. Сегодня — по странному стечению обстоятельств — я отмечал, можно сказать, свой второй день рождения. Ровно год назад мое тело едва ли не по частям доставали из искореженной отцовской “Волги”. Потом привезли в больницу, уже почти ни на что не надеясь… И ровно через сутки я вышел из больничной палаты. Да, чуть покачиваясь, неуверенно — но все же на своих ногах.

А потом еще и поправил физиономию его сиятельству князю Воронцову.

— Ты чего такой довольной, благородие? — поинтересовалась Настасья. — Как солнце проглотил.

— Да так… — Я улыбнулся собственным мыслям. — Настроение хорошее.

Вместо ответа Настасья нырнула мне под руку и прижалась боком. Разумеется, на людях мы не могли позволить себе подобного. Разделявшая нас стена ледяная стена таяла, только когда мы оставались вдвоем. И все равно не исчезала полностью. Впрочем, сейчас я почти не чувствовал ее холод. День и залитый солнечным светом асфальт у заводской стены принадлежали только нам двоим. И казалось, еще немного — и мы все-таки найдем время и силы сказать друг друго что-то важное.

Но, конечно же, не нашли — великие дела ждали буквально за углом и, как всегда оказались куда важнее всего остального.

Начать, похоже, решили без нас. Армейские и статские чины, облаченные по случаю в мундиры, уже прибыли. Как и все местное руководство и конструктора — вплоть до рабочих, которые лично занимались сборкой. Не было только журналистов: не то, чтобы я всерьез опасался неудачи, но и демонстрировать новинку от объединенного концерна Горчаковых и еще нескольких княжеских фамилий все же не спешил.

Разномастная публика разглядывала неторопливо катающуюся по заднему двору стальную громадину. Панцер получился раза в полтора больше и тяжелее тех, что Куракин пригнал к стенам Зимнего весной. Главным образом из-за брони, которую спереди не пробил бы Копьем Одаренный до шестого класса включительно. Но даже с такой массой двигался на удивление бодро, гусеницами размалывая асфальт на заднем дворе одного из цехов Путиловского завода в полнейший неликвид. Я не поскупился разориться на самый мощный мотор из имевшихся — как и на сразу два модифицированных пулемета конструкции Судаева.

Стоила машина баснословных денег, но даже самые прижимистые армейские чины сейчас наверняка думали совершенно о другом. Тускло поблескивающий зеленой краской гигант грозно рычал огромным дизелем, плевался сизым дымом, двигался, крутился на месте, гремя металлом. И явно производил впечатление.

Такое, что пара генералов и вовсе разинули рты. Остальные сохранили подобие невозмутимости, но я сразу смекнул, что сегодня эта публика если не подпишет все, что я предлож, то уж точно доложит наверх. И тогда…

— Занимательное зрелище, ваше сиятельство, — негромко проговорил кто-то справа. — Весьма впечатлен.

Повернувшись, я увидел невысокого худощавого мужчину с седыми висками. Судя по полковничьим погонам на мундире, среди присутсвующих он был чуть ли не самым младшим по чину. Но соображал при этом побольше многих. И хоть его слова и льстили моему самолюбию, в голосе явно звучал скепсис.

— Похоже, вас впечатлить не так уж легко. — Я протянул руку. — Не имел чести быть представленным вашему высокоблагородию.

— Шестопалов Андрей Павлович, — отозвался полковник. — Лужская артиллерийская дивизия. И инженер-конструктор… по совместительству, так сказать. Позволите поделиться соображениями?

Меня явно готовили к изрядному потоку критики, но все равно Шестопалов мне чем-то понравился. То ли спокойной речью, то ли взглядом — умным, цепким и внимательным, чуть поверх очков-половинок. А может, уверенностью в собственном опыте и знаниях — но без тени высокомерия.

— Делитесь, разумеется, — кивнул я. — С удовольствием выслушаю.

— Скорее без удовольствия, ваше сиятельство. — Шестопалов улыбнулся и покачал головой. — Ваша машина без сомнения может уже сейчас называться самым настоящем чудом военной техники… Еще лет десять-пятнадцать назад мы не могли и мечтать о подобном. Но сейчас подобная конструкция, к сожалению, уже можно считать устаревшей.