«Каменный мост»

Чухарев потрогал карандаш, подлокотники, поискал подсказки на моей морде и объяснил, как умел:

– Чтобы путем получения дополнительных данных установить степень причастности его к событиям на Большом Каменном мосту.

– На хрена? – И Борю тяжело качнуло.

Чухарев надулся и встал, вывернул ладони, словно показывая: пусто.

– На хрена? И так ясно, что папа отмазал.

– Вы так думаете, Борис Антонович?

– Мы это докажем, – Боря смотрел на него печально и строго.

– Я… Я просто не предполагал, – Чухарев в смятении покосился на бумаги, вмиг утратившие какой-либо смысл.

– Легко, – Боря слезящимися глазами глядел куда-то в будущие недели, в следующий квартал, в свое место на кладбище, сжимая покрепче правый кулак. Чухарев попятился, даже он почуял, что его ударят. – А что ты будешь делать дальше?

Чухарев онемел и, загораживаясь, потрогал заблестевший лоб.

– Будет жить. Продолжит жить, – доложил кому-то Боря. – И Вано продолжит жить. А потом по одному все сдохнем. Теперь ты знаешь, что тебя ждет. Мы тебя предупредили. Собирайся, и пошел за нами.

На улицах собирали елки, ходили Деды Морозы с белыми бородами, громада МИДа висела черным облаком над домами низкорослого Арбата, снег валил коровьими ресницами, мы прошли дальше, и над головами показалось незнакомое небо с черными дымами, кусочками синего – небо, еще не скрытое холодноватой тяжестью двух монеток, дубовой доской, красным сукном, двумя метрами глины, – как жаль, что все это случайно, нет ничего, кроме бессмысленности вселенной, совпадений атомов и молекул, нет смысла в невстрече с потерянным человеком, в красивом почерке, в замирании сердца от первой метели, в окнах, жестокости; вчера мальчик лежал в детском саду на лавке и смотрел в небо, в облака и думал: я особенный, я это вижу – и ничего, все прошло; еще бы убедить себя в том, что мальчика нет, он есть, и знание это нет сил объяснить сокращением сердечной мышцы и лживой деятельностью отделов головного мозга.

– Поведешь машину, – мы грузились в тесное тепло, – улица Маросейка. Остановишься напротив Девяткина переулка.

Чухарев сел за руль; ехали молча, словно ночью через реку. Клиент ждал – наш лысоватый майор, хранитель государственных тайн ФСБ РФ, двадцать два года в погонах, метался по тротуару, словно подошвы жгло, и пот капал с рыжих бровей; увидел нужный номер – машина! – чуть не шагнул под троллейбус, всплеснув ненужными руками – первый раз вижу его без портфеля, – сдерживаясь, чтоб не подбежать: пугало, что в машине густовато народа, он мечтал один на один.

– Помигай фарами. И открой ему дверь.

– Здрасть, – майор засунулся под бок Боре, хихикнул, – не всех, правда, знаю. – И зажмурился, выдавив влагу: – Нервы…

– Это наши люди. Езжай на Садовое. – Я разглядывал тротуарных баб, Боря страшно молчал, потом вдруг чтото вспомнил:

– Иван! Все, что ты услышишь, должно умереть в этой машине.

– Александр Василич, я так внепланово… – Майор искал хоть какой-то опоры в кошмаре и упрямо тянулся ко мне: знакомое лицо, пили кофе, ты же не убьешь?! – Помощь нужна! Вдруг кого-то знаете, кто решает… такие… разные вопросы, по линии органов внутренних дел?! У вас столько знакомых. Ситуация срочная сложилась. Мне не к кому… Есть к кому, но с этим – не могу!

Всю жизнь может сломать! Все! Служба, жизнь и семья… – ему понравилось слово. – Сломать. Никогда не думал… Я никогда не думал… что так – можно сломать. Я готов сразу, какие-то материальные… понести, в разумных… Да любые деньги!!!

– Расскажи мне, – завывающе сказал Боря, не поворачиваясь к несчастному, – а какой у тебя выбор?

– Шантаж со стороны одной… – В единственной заготовленной фразе в этом месте стояло «проститутки», но последнее слово застряло в мозгу из соображений объективной реальности.

– Давно ее знаешь, – Миргородский спрашивал так, словно утверждал.

– Два, два с половиной… три года, – майор обрадовался, что больше не надо говорить самому, только отвечать, только честно.

– Встречались у нее дома.

– Да. Так. Почти всегда.

– Видеонаблюдение в квартире есть?

– Да откуда?

– Обычное дело.

– В голову не приходило, честное слово!

– Деньги давал?

– Ну, не то…

– Подкидывал по три сотни, нерегулярно. Делал малоценные подарки.

– Да, примерно… Нет. Полушубок подарил.

– Кто-нибудь из твоей конторы ее трахал?

– Как раз хочу сказать… Два или три раза… Или – ограниченное количество раз, системы, честное слово, не было – ходили в сауну, и там, там отдыхали несколько моих… ну, не друзей, но… Я не могу! Я ни в коем случае не могу назвать! И никто не должен… Ни в коем случае!

– Что хочет?

– У нас в управлении новогодний вечер, рано закончилось, все – по домам, а я решил – к ней, вдруг говорит…

– Сколько лет?

– А? Мне? Ей? Не знаю. Тридцать семь.

– Половой акт в тот вечер имел место?

– Да. Сначала – да. Потом говорит: милый, – майор нашел необходимым изобразить женский голос, стараясь, подпуская педерастической вульгарности и жадного жара, – давай купим гнездышко для наших встреч… Я его украшу, там будет уютно, нам уже пора…

– Раньше разговор был?