Каменный фундамент

И он передал во всех подробностях вчерашний разговор с Никулиным: как тот заболтал его красивыми, легко льющимися словами. Рассказал потом, как у него начали появляться сомнения в самом главном: ежели у Никулина все идет хорошо, почему работа его нигде и ни в чем не заметна? Значит, разговор их по всяким окрайкам пошел, а середина осталась вовсе не тронута. Решил он вечером идти к Никулину и начинать все заново, а тот ему уже загодя свою справку прислал. Все в ней гладко, красиво, цифры убедительные, все на похвалу просится, — а ведь так человек, у которого совесть чистая, не напишет, сам себя, как игрушку какую, напоказ выставлять не станет. Теперь его, Алексея, с пути уже не собьешь, теперь он разберется во всем сам. Но с инженером все же легче, особенно там, где цифры…

Слушая Алексея, Иван Андреевич поощрительно наклонял голову: «Хорошо, хорошо, крепко берешь…» — и чуть, уголком рта, улыбался. Давая Алексею маленькое и простое поручение, он рассчитывал на смелую его инициативу и ждал того момента, когда Алексей придет и заявит: «Дело не в Тимошине, дело шире, мне нужна помощь». Так и получилось. Значит, в Алексее он не ошибся, и не плохо, что человеку пришлось столкнуться с непривычными делами и понятиями. Молодец! Всегда работает не «от сих и до сих». На такого можно положиться. А для Алексея это великолепная школа.

Зина во все время разговора хранила молчание. Однако к концу, когда Иван Андреевич все чаще стал обращать в ее сторону вопросительные взгляды, она вмешалась:

— Я, безусловно, в стороне не останусь. Технический совет имеет серьезные претензии к Никулину.

— У него наоборот получается, — вставил Алексей.

— А мы правильную линию найдем, — сказал Иван Андреевич. И обратился к Зине: — Полагаю, у нас с вами договоренность уже состоялась?

— Хорошо. Только до отъезда в Ленинград я располагаю очень ограниченным временем, и я вас попрошу, Алексей, не затягивать.

— Чего мне тянуть! Моя это разве привычка? Да я сейчас так распалился…

— Вот этот документ прочтите, Зинаида Георгиевна, — протягивая справку Никулина, с которой он успел познакомиться еще в начале разговора, сказал Иван Андреевич, — и вам все станет понятно.

— Договорились, Иван Андреевич, — сказала Зина, прощаясь.

Проводив гостей, Морозов присел на подоконник и стал смотреть на мощенную плахами дорогу, по которой то и дело сновали голенастые автолесовозы, легко неся на своих железных шпорах огромные «пакеты» желтых, пахнущих смолой и скипидаром досок. Побарабанил пальцами по косяку, сказал:

— Вдвоем у них пойдет!

И вдруг перебросил ноги через подоконник, спрыгнул на землю и направился к переборщикам, работавшим на оторцовке специальных сортиментов.

К концу дня Зина вызвала Алексея.

Она стояла у стола, засунув руки в карманы синего далембового халата. Белый берет, который она носила постоянно для защиты головы от мелкой древесной пыли, лежал на подоконнике, и легкий ветер шевелил ее волосы. Всегда строгие губы Зины сейчас кривила презрительная усмешка.

— Канцелярская крыса! — Она вынула из раскрытой папки справку Никулина и протянула ее Алексею. — Ну, иа кого только он рассчитывал?..

Алексей сверкнул глазами:

— Неправда?

— Правда, но только вывернутая так, что она стала неправдой.

Алексея жгла досада на то, что ему не все было понятно в справке Никулина.

— Цифры… Поставлены плотно, что твой забор. А чувствую — гнилые: толкни — и все повалятся.

— Да, Алексей, цифры он действительно, как изгородь, поставил плотно, а что находится за ними, в справке не видно. А мы давайте все же посмотрим. Вот здесь написано: за полгода поступило семьдесят шесть предложений. Не спорю. Цифра точная. И не маленькая. А какие предложения? Об этом подробно не сказано. А я знаю. Вплоть до того, что порванными рукавицами затыкать щели в такелажном складе. Было и это. И оно непременно в эту цифру засчитано, только бы увеличить счет. А скажите, в отчете Никулина много ли найдется предложений, которые серьезно облегчили бы труд человека? Ставили бы вместо него машину? Коренным образом меняли технологию? Это не рационализация, Алексей, если я голыми руками вместо пуда возьму и подниму два пуда. Рационализация в том, чтобы усилием, которое требуется для поднятия пуда, поднять два, три, десять пудов!

— Так, так, Зина Георгиевна! И с политической стороны…

— Правильно, вопросы рационализации — это вопросы политические, партийные. Вы же знаете задания пятилетнего плана. Так скажите мне, за счет чего мы можем дать такой рост продукции? — Она засмеялась. — Конечно, не только к концу этой, но и к концу второй и третьей пятилеток вы на своей спине пятьдесят пудов не унесете. И не к этому мы стремимся. Облегчить труд человека — вот наша задача. Повысить производительность его труда. Мы выполним пятилетку не горбом, а разумом. Мы создадим новые машины, мы поставим на службу человеку силы природы, и все это будет работать на нас. Так есть у Никулина эта политическая линия, стремление сюда направить рационализаторскую мысль?