Поговорка «родился в рубашке» – для креола Климовского не просто слова. Крестный отец Андрея – главный правитель российских колоний в Новом Свете Александр Андреевич Баранов – рассказывал ему, что при штурме индейской крепости Молодого Деревца полуторагодовалого малыша нашли завернутым в рубаху, на коей крестиком вышиты были две буквы кириллицы: «како» и «хер». Предположили, коли рубаха мужская и русского кроя, а буквы на ней русского же алфавита, то, вероятнее всего, принадлежит она отцу мальчика – кому-то из промышленных, убитых индейцами во время нападения на поселение Святого архистратига Михаила в 1802 году. Перебрали всех погибших по именам, однако с инициалами «К» и «Х» никого не нашли. И все же найденыш, несомненно, имел русские корни. На это указывали и его светлая кожа, и такие же светлые волосы с рыжеватым отливом. Как нельзя кстати пришлась и поговорка о счастливой рубахе: мальчик оказался единственным младенцем, которого воины Котлеана почему-то пощадили, покидая осажденную крепость. Другим детям до семи лет они перерезали горло, не желая, чтобы те своим плачем выдали их отступление русским. Имя малышу дал Баранов, назвав его Андреем в честь покровителя российского флота Андрея Первозванного, Климовским же нарекли по фамилии одного из промышленных, с кем Александр Андреевич когда-то прибыл на Кадьяк. Тот Климовский был Баранову другом, но не пережил первую зимовку, умер от скорбута.
Маленького креола сначала воспитывала жена Ивана Кускова – индианка из племени цимшиан, в крещении Екатерина Дмитриевна. От нее Климовский выучился языку тлинкитов. Русскому же его учил иеромонах Гедеон, в школу которого на Кадьяке определил подросшего крестника главный правитель. Потом обучение Андрея продолжил Филипп Кашеваров, опытный штурман и передовщик компании. С пятнадцати лет Климовский уже ходил в экспедиции по изучению матерой земли, прилегающей к землям тлинкитов, эяков и индейцев-медновцев, живущих по берегам реки Медной. Первый самостоятельный поход к истокам этой бурной и неизведанной реки, составление карты ее притоков и открытие залежей меди на ее берегах принесли Климовскому славу первопроходца. К сожалению, Баранов не дожил до этого дня. Смещенный с должности и оклеветанный, он убыл в Россию, до которой так и не добрался, скончавшись по дороге. Правда, старик перед отплытием с Ситки поручил заботы о судьбе крестника новому начальнику Новоархангельской конторы Кириллу Тимофеевичу Хлебникову. Хлебников наказ Баранова воспринял по-своему: хоть и держит Климовского на виду, но не делает ему никаких послаблений. Напротив, посылает в самые опасные места.
Вот и эта разведка – не подарок. Из нее можно и не воротиться назад. Хотя если уж говорить об опасности, так вся жизнь поселенцев здесь, на архипелаге, из нее и состоит: сегодня ты есть, а завтра, может статься, твой скальп украсит барабору какого-то тлинкита или, в лучшем случае, ты попадешь в плен и будет ждать тебя доля раба, а там одному Богу известно, обретешь ли ты когда-нибудь свободу или проживешь остаток дней, как собака, и будешь убит на каком-нибудь индейском празднике – потлаче, чтобы умилостивить духа язычников.
Потому и остается Климовскому и его спутникам надеяться только на удачу и на собственную осторожность. Понимая это, разведчики держат ухо востро. Байдарки двигаются одна за другой на расстоянии ружейного выстрела так, чтобы в случае опасности находящиеся в них могли прийти друг другу на помощь или же успеть скрыться, если помочь не будет возможности. Идущий впереди Климовский держит курс, стараясь повторять контур береговой линии, саженях в тридцати от нее. Это позволит при необходимости юркнуть в какую-нибудь бухточку, если опасность появится со стороны океана, или же вовремя удалиться от берега, когда там появится враг.
В первые сутки креол и алеуты никого не встретили. Они обогнули Ситку и пошли на норд. Островки на пути казались вымершими. На ночевку остановились на одном из них. Огонь, несмотря на промозглую погоду, не разводили. Каюры соорудили шалаш. Вытащив на берег байдарку, положили ее на ребро. Перед ней в четырех-пяти футах вколотили два шеста с поперечной жердью. Укрепив нехитрую конструкцию веслами, сверху набросали тюленьи кожи. Внутри шалаша настелили лапник, и – временное жилище готово. Конечно, без костра в таком жиле не очень уютно, но от ветра и дождя шалаш защищает надежно. Перекусили юколой и горсткой пшена, запив скудный ужин ледяной водой из ручья. Разговоров между собой не вели, стараясь общаться знаками: – звук голоса в лесу и на воде слышен издалека. Улеглись, прижавшись друг к другу. Спали чутко. Наутро, перекусив, снова двинулись в путь.