Камасутра от Шивы

«Черт с ведьмой любовь крутят!» — догадалась знахарка.

Уж так ее тянуло заглянуть внутрь, так подмывало! Еле удержалась. Святая Богородица подсобила, не позволила бабкиному любопытству взять верх над рассудком. Узри она, как нечистые совокупляются, сошла бы с ума. От такого зрелища кто угодно свихнется…

Между тем в сарае действительно находились двое — женщина и мужчина. В полной темноте они не могли видеть друг друга.

— Это ты, Гор? — дрожащим голосом спросила Аля.

— Я…

— Ты хочешь убить меня?

— Почему бы нет?

— У тебя странный голос…

Она принюхивалась, стараясь уловить запах его туалетной воды, но все забивало зловоние. После того, как Аля побрызгала на помет из склянки, от кучи повалил такой смрад, что она чуть не задохнулась.

— Мне страшно…

— У этого дома плохая карма.

— Не убивай меня!.. Пожалуйста, Гор!.. Я сделаю все, что ты скажешь…

— Конечно, сделаешь. Разве у тебя есть выбор?

— Ты нарочно заманил меня сюда…

— Не стану отрицать, — усмехнулся он. — А ты послушная девочка. Приехала, не побоялась.

— Пощади меня!..

— Вот еще! С какой стати?

— Ты же говорил, что любишь меня…

— Любовь?! — презрительно процедил он. — Сказка для доверчивых простаков! Любовь придумали, чтобы делать из людей рабов чужих прихотей.

Аля напряженно прислушивалась к интонациям его голоса, дыханию, манере выражаться. Это был другой Гор, которого она не знала. И все же в нем пробивалось что-то знакомое.

— Значит, ты прикатила сюда из-за любви?

— Я не могла отказать тебе, — пролепетала Аля, изо всех сил вглядываясь в то место, где он стоял. Сквозь щели между досок в сарай проникала луна, но этого было мало.

— Все вы, бабы, лживые сучки!

— Я никогда не лгала тебе…

— Ты убила мою жену? Потом Машу? А за ней Эрну?

Аля вздрогнула и попятилась.

— Кто такая Эрна? Еще одна твоя любовница?

— Эта старуха? — сухо хохотнул он. — Неужели ты и к ней меня приревновала?

— Я разучилась ревновать.

Аля лихорадочно искала спасения. Она не даст себя прикончить, будет защищаться, как угодно и чем угодно. На самый крайний случай у нее есть зубы и ногти. В сарае, кроме дров, хранилось немного сена. В углу валялась ржавая кочерга, мотыга без ручки… но до них сейчас не добраться. Зато в сене было кое-что зарыто. Правда, сено тоже далековато.

— Признавайся, или останешься здесь навсегда! — донеслось до нее.

— Ты ведь не убьешь меня…

— Еще как убью!

— Я ничего не сделала…

— Смерть трех женщин, по-твоему, «ничего»?

— Я не виновата, клянусь тебе!

— А кто виноват?.. Кто?!

— Откуда мне знать… Может, ты и есть убийца…

Темнота стала не такой густой, и в ней угадывалась мужская фигура. От страха у Али вся кожа покрылась мурашками, а сердце чуть не выскакивало из груди. Она пыталась дотянуться рукой до сена, но ощущала пустоту. Слишком далеко. Ей бы передвинуться вправо хотя бы на пару шагов.

— Хочешь все свалить на меня? Не получится. Где ты была, когда погибла Тамара?

— Ходила по городу…

— За что ты убила Машу?

— Я понятия не имею, кто она. Ты не удосужился нас познакомить.

— А Эрна чем тебе не угодила?

— Я не знаю никакой Эрны! Почему ты мне не веришь?

Она сделала маленький шажок в сторону сена, но враг почувствовал движение и больно схватил ее за руку.

— Стой! Ты куда? От меня не убежишь…

— Ты не Гор!.. — осенило Алю. — Пусти!.. Я закричу!..

— Попробуй, и я сверну тебе шею, как цыпленку…

Глава 33

Москва

Свет в салоне директорской «Тойоты» придавал совсем еще юному лицу секретарши желтовато-мертвенный оттенок.

— Лиза… Лиза… — шептал он, наваливаясь. — Какая ты милая…

Машина стояла в пустынном уголке сквера, неподалеку от дома, где секретарша снимала квартиру. В эту пору здесь не было ни души. Где-то за деревьями сквозил фонарь.

Валерий Петрович был предсказуем и однообразен в своих ласках. Лиза знала наперед, как все пойдет. Сначала он будет целовать ее губы, потом шею, опустится до груди… заберется рукой под юбку, стянет трусики. Ее это не заводило, но она искусно изображала страсть. Тамара Шестакова ни за что не стала бы притворяться. Она не из тех, кто готов угождать мужчине, кем бы тот ни был.

Даже покойная, она не давала Лизе в полной мере увлечься близостью с шефом. А при жизни секретарша видеть ее не могла без содрогания. Это нельзя было назвать ненавистью или завистью. Лиза кожей чувствовала разницу между ними. Всем видом, самим своим существованием Тамара напоминала ей об ее неполноценности. Тамара брала то, что хочет, а Лиза вынуждена довольствоваться тем, что дают.