Шестаков рассказывал ей о Големе — вылепленном из глины существе, похожем на человека. Главный раввин Праги Лёв бен Бецалель, — мистик, математик и философ, — создал его из описанных в Книге Творения элементов и оживил священным словом. Это как бы имя, дающее Голему силу двигаться и действовать. Раввин был уверен, что сможет контролировать истукана. Но вскоре тот вышел из-под его власти и перестал подчиняться. Любовь к дочери рабби Лёва вскружила Голему голову и пробудила в нем жажду свободы. Создателю пришлось пуститься на хитрость, дабы усмирить чудовище. После этого раввин произнес священное слово задом наперед и таким образом лишил Голема сознания. Глиняное тело развалилось, его по частям перенесли на чердак сиганоги и схоронили под грудой хлама. Не исключено, что останки по сию пору находятся там. Почему-то на чердак той синагоги непосвященных не допускают. Экскурсии туда водят, но на чердак подниматься запрещено.
«Ты веришь в эту сказку?» — удивилась Аля.
«Я бы желал создать своего Голема! — горячо воскликнул доктор. — Но увы! Тайну священной формулы рабби Лёв унес с собой в могилу. Он похоронен на Старом еврейском кладбище, неподалеку от синагоги. Я был там. Видел паломников, которые оставляют у надгробия записки с просьбами. Они верят, что желание непременно сбудется. Я тоже оставил записку».
«О чем ты попросил?»
«Не важно!»
Аля глубоко задумалась, оступилась и чуть не подвернула ногу. Она освещала себе путь фонариком. Деревня почти вся спала. Где-то в проулке горланил песню пьяный мужик. В ответ лениво брехали дворовые псы.
Придя на место, Аля долго оглядывалась и прислушивалась, потом скользнула в калитку и через минуту очутилась в доме. В стекла веранды била луна. Гостья гнала от себя мысль, что где-то в комнатах может прятаться Гор, который поджидает ее. Чему суждено случиться, то произойдет. С одной стороны, она отрицала фатализм, а с другой — понимала: спорить с судьбой еще не значит выиграть в этом споре. Все двойственно, в том числе и душа человека.
Аля быстро отыскала склянки с жидкостью, которые описал ей по телефону Шестаков. Надо побрызгать навозную кучу… потом выкопать бутыль и поменять в ней воду… потом…
Инструкций было завались, всего не упомнишь. Доктор наказал ей записать подробный порядок действий. Главное — не перепутать бутыли и сделать все так, чтобы не попасть на глаза соседям…
Не все в Прокудинке спали в эту позднюю пору. Митрофаниха, которая однажды уже пострадала из-за своего любопытства, ворочалась в постели с боку на бок, кряхтела и постанывала. Ныли старые косточки, дышать было нечем. Откроешь окошко — комарье летит, кружит роем, звенит, уснуть не дает. Закроешь окошко — душно, воздуху не хватает. Давно бы надо сетку натянуть, да руки не доходят.
За печкой в щели пилит сверчок, как будто сверлом сверлит уставший мозг. Перина пуховая жаркая, подушка неудобная. Знахарка не выдержала, встала, накинула поверх сорочки байковый халат, обула мягкие тапки и вышла на крыльцо. Пройтись, что ли, по деревне? Поглядеть, все ли в порядке? Бояться в ее годы нечего. Она нажилась вдоволь, и горя нахлебалась, и радости испробовала. Ко всему привыкла, всего повидала. Многих на тот свет проводила, ждут ее там, не дождутся.
Митрофаниха и не заметила, как ноги принесли ее к нефедовскому дому. И ведь не хотела сюда идти: кривая дорожка сама привела. Правду говорят, что ежели бесу поддаться, то будет он человека путать и морочить, пока не погубит.
Бабка прильнула к забору и затаила дыхание. Во дворе, у сарая, метался какой-то свет. Неужто хозяин заявился? Только он всегда на машине приезжает, а где машина?
Окна в доме были темными. Знахарку заворожил блуждающий свет и запах навоза. Кто-то привез на участок удобрения? Или расковырял кучу подсохшего помета? Старушка так увлеклась, что не заметила мелькнувшей во дворе тени. От кустов отделилась темная фигура и двинулась к сараю.
Раздался сдавленный женский крик. Митрофаниха чуть не сомлела от ужаса. Ей показалось, что черт с ведьмой дерется. Она рванулась было бежать, но тело приросло к месту, не слушалось. Ноги стали ватные, в ушах зашумело. Перекреститься и то не смогла.
— Пресвятая Богородица… — зашептала знахарка. — Спаси и помилуй…
Судя по звукам, черт поволок ведьму в сарай. Скрипнула дверь, сбитая из досок, и все смолкло. Странный свет тоже исчез.
Митрофаниха стояла в темноте, объятая страхом, и молилась. Может, ей все это привиделось? Померещилось?
Она наконец стряхнула оцепенение и быстро, размашисто осенила себя крестом. От души отлегло. Никакого черта, никакой ведьмы и в помине не было. Вокруг проклятого дома нечистый шалит, морок наводит. Бабке бы домой шагать, а она бочком засеменила к калитке. Дернула… открыто. Что за оказия?
Подслеповатые глаза знахарки едва различали тропинку. Тапки намокли от росы. Митрофаниха обогнула дом и приблизилась к сараю. Запах навоза усилился. Бабка навострила уши, однако слух у нее после давнего удара по голове притупился. Казалось, за дверью кто-то возится… шепчется… переговаривается… взвизгивает… рычит…