Могла ли тревога о нем спровоцировать воспоминания, которые, не имея еще четких образов, прорывались вот такими страхами и слезами? Могла, конечно. К тому же кое-что из этих слов натолкнуло на «вложенные» в голову мысли. Похоже на то, что Лэля повторяла упреки и обвинения, которые от кого-то очень долго слушала. Так долго, что сама поверила… И если предположить, что раскопанная Сарматом информация про ту семью верна… То это все вполне подходило одно другому, казалось.
И тут, словно решив добавить в их бедлам еще пару ноток, у Лэли в кармане запиликал телефон Захара. Любимая дернулась, извернулась, не отстраняясь, вытащила аппарат, передав ему. Сообщение от Сармата. Только вспоминал, как почувствовал друг.
Продолжая обнимать Лэлю, перебирать ее волосы, Захар открыл уведомление в мессенджере. И застыл, глядя, как загружается фото первой страницы паспорта…
Леля все еще всхлипывала, но уже потише, вроде.
— Не знаю. Мне после твоего звонка так страшно стало. И такая беспомощность, безысходность охватила вдруг… Как тогда, когда ты ушел перед грозой. Ощущение, что, как ни старайся, я ничего изменить не смогу. Не хватит моих сил и желания. Только хуже сделаю. Что моя вина в этом…
— В чем, Зоряна?.. — он почти не дышал, обнимая ее слишком крепко.
— Не знаю, — пожала она плечами, даже не вздрогнув. И вдруг замерла, как заиндевела в его руках. А после медленно-медленно подняла лицо, запрокинув голову, и пораженно уставилась на Захара. — Меня так мама называла. Только она. Я помню, Захар! Помню! — вдруг выдохнула с радостью. И улыбнулась наконец-то! — А остальные — Яна. Говорили, что то — плохое имя, языческое, грязное…
Глава 17
Параска верно сказала, как ни крутился, не выходило дом Гризли рассмотреть. Чертовщина прям какая-то. Вроде и стоит на горе сейчас Корниенко, и на виду дом должен быть, и вокруг поляна открытая, а невозможно ниоткуда рассмотреть. Как раз из-за этой дурацкой поляны! Не попрешься же напрямую, чтоб заметили. И ведь, сто пудов, специально так все обустроили и сделали, косолапые, ***!
Корниенко и с одной стороны пробовал, и с другой, и по кругу обошел, убил полдня, уже вечереть начало, а еще возвращаться в село. Нет, темноты он не боялся, сам был пострашнее монстров, которыми бабки детей по вечерам пугали. Но хотелось хоть какой-то информации! Пока же все, что удалось изучить, это мост через реку, да статую какую-то кусками. Не совсем понятно, животное какое-то из дерева вырезанное как будто. Корниенко так подозревал, что это медведь, учитывая историю семьи Захара. Но толком и это не мог рассмотреть за раскидистыми ветвями деревьев, которые словно бы дом прятали. Хотя, конечно, загвоздка крылась в том, что и сам Жека не желал покидать их гостеприимное убежище, чтобы не спалиться.
Еще заметил пса… Аж мат с языка сорвался, когда этого мастифа увидел. Ведь из военного питомника, наверняка. И тут Гризли подмазался, вечно любимчиком у командования ходил. Вон, и на гражданку ему такой подарок сделали, а не туранули с позором, как Корниенко.
Раз показалось, что голоса какие-то слышал, похоже, вышли обитатели дома на улицу, и пес тут же рванул в сторону крыльца, пару раз гавкнув. Но видно ничего не было.
Евгений притаился мигом, потому уже и не лез ближе. Не сомневался, что Захар хорошо выдрессировал псину. Что ж, как ни крути, а основное выяснил. Теперь нужно разобраться и спланировать, как дальше действовать. Потому что лезть напролом к такому, как Захар, — себе приговор подписать. А у Корниенко другие планы на жизнь были. Причем, на долгую. Так что он все же повернул назад, решив теперь детальней переговорить с Параской.
— В голове полная каша! Не могу мысли выстроить в ряд. И ничего до конца не понимаю, — пожаловалась Лэля…
Или Зоряна? Не успела перестроиться, не уложила это все в душе, самой себя так теперь было сложно называть. Но ведь ее имя, точно. Отзывалось внутри, откликалось эхом, когда Захар произносил, каким-то приятным, теплым перезвоном. Да и, глядя на фото, что Артем сбросил, нельзя было не признать — это она, ее паспорт. Где он сейчас, кстати?