Оставляя свои раздумьяв тонкой графике зимних рощ,неприкаянный,неразумный,я бреду по России в ночь.Я бреду по московским гранямистончённого бытия,не истерзан и не изранен,но убит сединой вранья.Видно так для России лучше —ни к чему в облаках кружить,а продать человечьи душиза кружочки словесной лжи.Что ж ты, Родина, раскололасьпод валютный заветный звон?Я валяюсь простым осколкомправославных святых икон.Я валяюсь зеркальной граньюпод когтями у воронья,не истерзан и не поранен,а убит чистотой вранья.«Тень моя в тьме замороженных улиц…»
Тень моя в тьме замороженных улиц.Русь моя, падает снег на ладонь.Как же с тобою в зиме разминулись,город мой древний, стреноженный конь?Думал я вскачь над обрывом промчаться,словно Высоцкий, собрат по перу.Только мне выпало тенью скитатьсяс воем собачьим на снежном ветру,только мне заживо камень надгробныйбыл уготован, судьбе вопреки!Звук прокатился по улице дробный,лошади скачут наперегонки.Всё же Москва пронеслась над обрывом —я в этом хаосе не разберусь.Чудится песня с цыганским надрывом,значит, жива ещё матушка Русь!«Что сказать мне о белом дне…»
Любимой жене Ксении
Что сказать мне о белом дне,белом городе и цветах,где ты думаешь обо мне,где все мысли наводят страх?Ты не бойся так за меня!Ведь бояться – не значит жить.Не старайся клочок огняв белом городе сторожить.Если я для тебя горю,значит, Богом так суждено,и в каком-то другом раюэто счастье нам не дано.Значит, будем любить всерьёзбелый город и нашу жизнь.И не надо горючих слёзпод наплывами дешевизн.А когда я лечу во сне,белый город разгонит мрак.Ты ведь тоже приснилась мне,и от сна не уйти никак.НА ПОГОСТЕ
Слышишь, мама, я пришёл!Я нашёл тебя, мамуля!Жизнь мелькнула, словно пуля,с продырявленной душой.И ни завтра, ни вчера,только взлёт и только вечность.Неужели бесконечностьэто времени игра?Не пора ли мне на взлёт —я весь мир перелопатил,истончался, скажем кстати,но достиг не тех высот.Состоявшийся пижон,нашумевший мастер слова,но тебе промолвлю снова:– Слышишь, мама, я пришёл!«Перестук колёс, перестук…»
Моей бабушке —
Екатерине Холиной,
поэту Серебряного века