– Елки-палки! Да как так-то? Может, у тебя аппарат сдох?
Полиграфолог снисходительно посмотрел на провинциального следователя:
– Машина исправна, а ваша подозреваемая говорила правду на все вопросы.
Дима ходил по кабинету:
– Да это бред! Я же видел, она врет! Я вам это и без вашего аппарата могу сказать!
– И я видел! Там все шкалило красным! – Брындин потряс датчиками полиграфа. Полиграфолог аккуратно уложил их в кофр.
– Давайте-ка все успокоимся и не будем технику ломать. Аппарат невозможно обмануть. Только если ваша Екатерина – не офицер разведки. Кроме показаний прибора, я также анализирую физиогномику и вербальные признаки.
Полиграфолог вывел запись допроса Кати на экран ноутбука и указал на ее мимические реакции.
– Я могу однозначно сказать: девушка не врет. Ее эмоции глубинны и искренни. Да, она была напугана, ей было больно вспоминать эти события. И она испытывала чувство вины перед погибшими. Но, полагаю, это нормально в ее ситуации.
Разочарованный Дима опустился на стул. Полиграфолог собрал свои вещи и закрыл кофр.
– Подробный профиль вышлю завтра, – эксперт поморщился после глотка скверного кофе и проверил часы. – Удачи вам, парни!
Он кивнул следователям и ушел, не пожав руки.
– Счастливого полета, – пробурчал недовольный Брындин и устало опустил голову на стол.
Говорить с напарником не хотелось, и Дима размышлял. Что-то не сходилось.
По всем признакам они должны были получить хоть какие-то намеки на причастность выжившей к произошедшему в клинике. Он всматривался в замершее лицо девушки на мониторе.
Дима порылся в фотографиях с места преступления, набрал номер.
– Здравствуйте, строительная компания? Это следователь Дмитрий Заварзин, я вам звонил. Мне еще раз нужно переговорить с менеджером о последнем заказе Мещерского. Да, ожидаю, спасибо.
Жизнь в доме Кирсанова словно остановилась, когда суд вынес приговор. Гостей не было. Мать начала еще больше пить, призраком ходила по комнатам, иногда не обращая внимания на Катю по несколько дней. Кроме сердобольной домработницы Влады, никого не волновало, как живет и чем питается девочка. Катю отчислили из престижной школы, а искать частных педагогов у Жени не было ни сил, ни желания.
С соседскими детьми в коттеджном поселке Катя тоже не общалась. Они травили ее с молчаливого согласия взрослых, и проще было просто не выходить на улицу.
Катя месяцами не покидала своей комнаты, рисовала пастелью портреты младшего брата. Она представляла, каким бы вырос Артем и чем бы увлекался.
Вскоре Катя лишилась и Влады. Женя выгнала ее, после того, как она предложила семье сменить город, чтобы девочка могла начать новую жизнь.
Так Катя и Женя остались в огромном доме одни. Изредка они встречались за ужином или в саду, но в остальное время Катя была предоставлена самой себе. Женя много пила, и дочери не раз приходилось доводить ее до кровати и забирать тлеющую сигарету из рук.
Катя чувствовала себя виноватой перед матерью. Каждый раз, когда она пыталась с ней заговорить, Женя закатывала истерику. В конце концов девочка решила, что всем будет лучше, если маму не трогать. Так прошел год.
Однажды за завтраком Катя набралась смелости и попросила маму отвезти ее на озеро, где они раньше часто бывали всей семьей. К ее удивлению, мама согласилась и даже велела ей не забыть купальник. Поездка намечалась на завтра.
Весь день и всю ночь Катя представляла себе, как они найдут их секретное место: красивый чистый выход к воде в окружении ветвистых деревьев, там так здорово было играть в прятки.
На следующий день Катя была готова ровно к одиннадцати, как они и договаривались. Она собрала маленький рюкзачок, оделась и спустилась вниз.
В мрачной зашторенной гостиной она не сразу разглядела маму, сидящую на диване под пледом. Несмотря на ранний час, на журнальном столике уже стояла початая бутылка джина.
Катя сделала осторожный шажок, и мама ее заметила.
– Я собралась, – несмело произнесла девочка.
– Куда?
– На озеро, помнишь?
Женя молча отвернулась, сделала глоток джина. Катя заметила, что на маме пижама.
– Не поеду я никуда, – спокойно ответила мама. – Ты что, забыла, какой завтра день? Иди в свою комнату.
Горечь обиды накрывала Катю:
– Ты же слово дала!
Женя вскочила, стакан с джином упал на пол. Куски разбитого стекла разлетелись.
– Ты что, тупая?! Это мое слово! Хочу даю, хочу забираю! – Женя встала, но ноги ее не слушались. Похудевшая, неухоженная женщина, шатаясь, пошла на дочь.
– Не надо меня трогать! Это что, так сложно? Ни сейчас, ни завтра… Вообще никогда! Чтобы я даже писка твоего больше не слышала! Ты поняла меня?!
Катю парализовало от страха.
– Не говори со мной, не дергай! Я тебя уже видеть не могу! Хватит меня душить!
Слезы беззвучно текли по щекам девочки.
Женя внимательно посмотрела на дочь. Ее испуганный и жалкий вид отрезвил женщину. Женя опустилась на колени, притянула дочь к себе и крепко обняла.
– Прости меня, детка, бусинка моя! Испугалась?