Калимба. Запертые. Эксперимент вышел из-под контроля

– Извините, – спокойно ответила девушка, – приходите утром. Главврач бы могла пустить, но она уже ушла. А я без спроса не могу, заругает.

Антон посмотрел на бейджик медсестры.

– Нет, Аллочка, так не пойдет. Вы новости видели? Про трупы в подвале?

– Да-да, конечно, – глаза девушки загорелись от любопытства.

– Ваш пациент может сообщить ценную для следствия информацию. Мне срочно нужно с ним побеседовать.

Медсестра поколебалась, но все же сняла трубку, набрала номер.

– Сейчас дежурного врача попрошу спуститься.

Врач проводил Антона в общую палату на четверых и указал на дальнюю кровать.

– Десять минут, не больше, – сказал он негромко.

Все пациенты, кроме Рихтера, давно спали. Рихтер лежал в постели, натянув одеяло до носа, и разглядывал Антона. На вид старику было около семидесяти.

– Я знал, что вы придете, – прошептал он, когда Антон присел у его постели, – я вас ждал. Вы из полиции?

– Меня Зовут Антон Градов, я частный детектив. И друг Виктора Анатольевича.

Рихтер натянул одеяло еще выше.

– Тогда вы все знаете, верно?

– Как раз пытаюсь разобраться. Хочу его найти, чтобы помочь. Сможете рассказать, что вам известно?

На глазах старика выступили слезы:

– Вы ничего не знаете. Не знаете, что это я… это я его надоумил. Я во всем виноват.

XVIII

7 месяцев до начала эксперимента

Библиотека университета, где преподавал Мещерский, занимала три этажа в главном корпусе. Библиотекарь иногда разрешала Профессору задержаться и поработать в читальном зале после закрытия. Мещерский выглядел изможденным. Он не помнил, сколько времени сидел здесь, обложившись книжками по психиатрии и медицинскими справочниками. Его волосы растрепались, на лбу – пластырь со спекшейся кровью, на лице – щетина. Всегда белая и отпаренная рубашка нуждалась в химчистке.

Эрик Рихтер подошел к столу Мещерского. В одной руке он держал потрепанный журнал в кожаном перелете, а во второй – термос и булочку. Журнал упал на стол перед Мещерским.

– Держи.

Мещерский только сейчас заметил своего учителя и поднял на него воспаленные глаза. Рихтер сел напротив, налил в крышку термоса зеленый чай и пододвинул к Профессору.

– Что это?

– Ты уже месяц тут сидишь, разве что головой о стену не бьешься. Вот я и покопался. Жалко тебя стало.

Мещерский аккуратно открыл журнал, просмотрел несколько страниц, исписанных от руки по-английски. Ветхая бумага, чернила выцвели. Профессор сразу понял, что в его руки попал настоящий артефакт – результаты исследования.

Рихтер подвинулся ближе.

– В шестьдесят седьмом году психиатры из Университета Джонса Хопкинса затеяли опасный эксперимент. Они исследовали военных с ПТСР, пытались найти эффективный способ полного выздоровления, без поддерживающей терапии. Они предположили, что нейронные связи, отвечающие за чувство несправедливости, ненависть и жажду мести, можно разрушить и заменить их на новые связи, основанные на доверии и сострадании к своему обидчику. Проще говоря, они попытались буквально примирить Жертв с Преступниками. Лицом к лицу. Но это оказалось возможным только в том случае, если пациент не знает обидчика лично, а представляет себе некий абстрактный образ. Как, например, солдат, потерявший ноги в бою. Он не знает, кто именно заложил мину или дал приказ, но желает отомстить этим людям, хочет справедливости.

Мещерский не мог оторваться от текста, и Рихтер положил на журнал руку, привлекая его внимание.

– Здесь все: механика эксперимента, дневники испытуемых, выводы и гипотезы.

Профессор словно оправился от долгого сна:

– Потрясающе. Но почему я не слышал об этом?

Рихтер скривился и слегка дернул подбородком:

– Потому что с научной точки зрения – эксперимент неудачный. Позитивный результат был достигнут всего в двадцати процентах случаев. Этого было недостаточно для продолжения программы, и ее свернули. В диссертациях не цитируют, научные обзоры не делают.

Рихтер серьезно посмотрел на Мещерского:

– А теперь послушай меня внимательно. Я глубоко убежден, что в чистом виде эксперимент неэтичен, жесток и просто немыслим. А последствия – непредсказуемы. Но в нем есть новаторские моменты, которые можно адаптировать под текущую реальность и в частности под твой случай. Виктор?

Но Профессор его уже не слышал. Он увидел свет в конце туннеля, по которому бездумно брел последние несколько месяцев.

– Выглядишь паршиво, Виктор. Одержимость до добра не доводит.

Профессор попытался улыбнуться:

– Не переживай. Со мной все будет в порядке. Я способен себя контролировать.

XIX

14 дней 12 часов 10 минут с начала эксперимента

Рихтер тяжело закашлялся:

– Поймите, я пытался помочь ему, думал, у него проблемы.

– Какие проблемы? – спросил Антон, скрывая подступающее раздражение. Ему было некогда сочувствовать старику, хотелось поставить его речь на двойную скорость.

Рихтер не спешил с ответом.

– Эрик, я верю Профессору и хочу помочь. Пожалуйста.

Рихтер убрал с лица одеяло, заговорил шепотом:

– У него были проблемы с пациентом. Посттравматическое расстройство, бредовые идеи и даже фуга.

– Вы знаете имя?