Калигула

— Будет исполнено, император! — крикнул Макрон и повернулся к охране: — Передайте приказ всем преторианцам построиться перед входом!

Исполнен он был предельно быстро. Калигула вышел из дома.

Макрон скомандовал:

— Смирно!

Преторианцы устремили взгляд на своего нового повелителя.

— Император Тиберий мертв, и мы не сомневаемся в том, что боги примут его милостиво. В свой последний час он определил при свидетелях своим преемником Гая Юлия Цезаря, на что мы все так надеялись. Вам выпала честь первыми поклясться ему в верности, призвав в свидетели Юпитера и Марса, от имени сената и народа Рима.

— Клянемся! — ответили, как положено, солдаты, а потом о военной дисциплине забыли, и раздались крики: — Приветствуем императора Гая Цезаря. Долгие годы нашему Калигуле! Да здравствует Калигула!

То, что они до сих пор называли его, теперь их императора, Сапожком, не злило Гая. Он воспринимал это прозвище как почетное имя, данное ему когда-то легионерами в лагере отца, и решил позволить называть так себя и дальше.

В течение следующих дней из всех уголков империи прибывали гонцы с поздравлениями. Калигула говорил им одно и тоже.

— Друзья! Граждане Римской империи! Боги подарили моему глубоко почитаемому деду долгие годы правления, но в течение последних лет ему было не суждено распорядиться наследием Августа в духе своего предшественника. Он совершил много ошибок и несправедливостей — мы все знаем об этом. С этим покончено, друзья! С доносчиками в будущем будут поступать как с преступниками! Их, а не тех, на кого донесли, станут преследовать. Теперь император по старому обычаю будет находиться в Риме, рядом со своим народом, периодически выступая перед сенатом. Мы вместе проводим усопшего Тиберия в Рим, чтобы там совершить обряд погребения, и вместе отправимся в путь к грядущему.

Восторженное одобрение было наградой за его слова, сказанные, впрочем, от всего сердца. В эти дни Калигула видел себя непосредственным преемником Августа, на которого пытался равняться и чьим поступкам подражал. Разве Август, который тогда еще носил имя Октавиан, в свое время не избавлялся от противников? Но, укрепившись во власти, он стал добрым и справедливым. Народ обожествил его. Так же хотел поступить и Калигула. Он чувствовал, как внутренняя пустота и холод отступают перед этими намерениями, окрыляющими и возбуждающими.

Гай Юлий не осознавал, что всего лишь примерял на себя роль, не зная, готов ли сыграть ее до конца.

Когда весть о кончине императора достигла Рима, город встретил ее всеобщей радостью. У Тиберия давно уже не было друзей и сторонников ни в народе, ни в сенате. Его лишь боялись и ненавидели. Люди прыгали и танцевали на улицах и кричали:

— Тиберия в Тибр! К Орку! Бросить его труп на Гемониевы ступени!

Все с нетерпением ожидали прибытия молодого императора, который в это время сопровождал траурную процессию, ставшую для него триумфальным шествием, из Мизены в Рим. Правда, он носил подобающую случаю одежду и принимал печальный вид, но жесты и выражение лица Калигулы выдавали, какое наслаждение доставлял ему восторг толпы.

Алтари, построенные по краям дороги, по которой проходил кортеж, были богато украшены цветами, города встречали его сооруженными по этому поводу триумфальными арками, увитыми лавровыми ветвями, а по вечерам улицы освещали сотни факелов.

В душе Калигула радовался, что никто не был удручен смертью Тиберия; временами до его слуха доходили даже проклятья в адрес покойного, но он пропускал это мимо ушей.

Вступление нового императора в Рим превратилось в общенародный праздник: горожане опустошили свои сады, чтобы украсить улицы целыми возами весенних цветов.

Процессия проследовала через Аппиевы ворота и далее по Триумфальной улице к римскому форуму. Толпа могла задавить молодого императора, если бы Макрон и его преторианцы не образовали коридор, по которому он проследовал, к возвышению для ораторов. Молча, с непроницаемым лицом стоял наверху, пока людское море не успокоилось. Тогда он поднял руку, и в ту же минуту воцарилась тишина. Гай Юлий начал траурную речь об императоре Тиберии, и ему, настоящему актеру, удалось даже пролить слезы. Народ был тронут и взволнован. Какой человек! Он скорбел о своем деде и предшественнике с подобающим уважением, как того требовали происхождение и традиции. Как раз потому, что Тиберий был так ненавистен, Калигуле поставили в особую заслугу то, что он отдал усопшему должное:

— Пусть в последние годы император стал вам совсем чужим, мы должны быть благодарны ему за то, что всю свою заботу он отдавал благосостоянию империи, без устали и покоя, забывая о своем ставшем к старости слабом здоровье. Слова Цицерона «После сделанной работы хорошо отдыхать» не были верны в отношении его, так как он не давал себе отдыха как первый слуга государства. И в этом — только в этом — я хочу быть похожим на него…