Калигула

Они остановились в Астуре, маленьком прибрежном городке. Как всегда, когда император хорошо себя чувствовал, он пил после дневной трапезы неразбавленное вино — один кубок за другим, пока его не одолела усталость.

Калигула обратился к деду с выражением искренней заботы на лице:

— Мы так рады, что ты снова бодр и свеж, император. Я хочу просить тебя не испытывать судьбу и не пить неразбавленное вино.

Тиберий был в отличном настроении и повел себя милостиво.

— Хорошо, Гай. С этого момента я буду пить его разбавленным — плесни сюда воды.

Калигула взял кувшин с водой и дополнил кубок. Вино сначала пробовал слуга, поэтому Тиберий беззаботно пил дальше. После трех кубков он захотел спать. Калигула взял кувшин и, улыбаясь, сказал:

— Я разведу для тебя еще пару кубков…

Наблюдательный Макрон сразу понял, с какой целью Гай использовал воду и что он теперь сам уничтожает следы.

«Неплохо придумано, — думал он. — Я бы не догадался».

В эту ночь Тиберий тяжело заболел, и о дальнейшем путешествии не могло быть и речи.

Калигула и Макрон не спускали с императора глаз. Харикл приготовил для него сильное укрепляющее средство и предписал строжайший покой. Скоро Тиберию стало немного лучше, но он по-прежнему был слаб, говорил запинаясь и иногда забывал, где находится. На третий день он проснулся после полудня и потребовал позвать Тразиллия.

— Мы ведь уже на Капри? — спросил он.

— Нет, император, — ответил астролог. — Мы все еще в Астуре.

— В Астуре? Где это?

— На побережье, в одном дне пути от Капри, — сказал Калигула.

— Почему мы все еще не там? Я ведь приказал поворачивать. Почему не выполняются мои приказы?

— Ты заболел, достопочтенный отец, но сейчас поправляешься. Как только Харикл разрешит, мы тронемся в путь.

— Харикл ничего не может разрешить или запретить! — возмутился император. — Завтра я еду дальше! Уже завтра!

Так все и произошло. Они снова пустились в дорогу, и Тиберию стало настолько лучше, что он принял участие в организованных в его честь соревнованиях преторианцев. Напрасно Харикл предупреждал его об опасности перенапряжения. Когда началась травля зверей и люди должны были противостоять кабанам, император потребовал копье, встал и со всей силы метнул его в животное. Он попал, но напряжение оказалось так велико, что Тиберий с криком боли опустился обратно в кресло, бледный как полотно, и пульс его, как установил врач, опасно участился.

С этого момента состояние его стало резко ухудшаться. Он слабел с каждым днем, но вдруг перестал торопиться обратно на Капри. После того как всему побережью стало известно, где он находился, Тиберию вздумалось доказать всем, что он жив и здоров.

Следующей остановкой была Мизена, город, где располагалась часть римского флота. Здесь император с Калигулой и Макроном поселился на вилле Лукулла. Наследники полководца и гурмана продали ее императору, так что Тиберий жил в собственном доме. Это обстоятельство, как и то, что до Капри оставалось несколько часов пути по морю, укрепило у императора чувство безопасности и прибавило ему сил и решимости показать, что он еще в состоянии управлять империей. Тиберий принимал делегации из близлежащих городов, почти каждый вечер устраивал пышные трапезы, прощаясь потом со своими гостями, как требовала традиция, стоя. Слугам приходилось поддерживать его, а он замечал при этом с наигранной улыбкой, что старые кости немного ослабли.

Он ел с большим аппетитом, хотя и понемногу, но пил изрядно, и при этом Калигуле несколько раз удавалось подлить деду с водой небольшие порции медленно действующего яда.

На седьмой день он не смог без посторонней помощи встать с постели. Харикл определил у него лихорадку и велел соблюдать полный покой. Вечером император выпил еще два кубка вина, провел беспокойную ночь, временами забываясь в бреду, а к утру впал в похожий на смерть сон.

— Это конец, — прозвучал приговор Харикла, после чего Калигула тут же отправил гонцов в Рим. В послании говорилось, что император, умирая, определил своим преемником его, Гая Цезаря. Между тем Тиберий еще был жив.

Калигула и Макрон по очереди, а иногда вместе дежурили у постели императора. Ближе к двенадцати часам началась агония, старик стал хрипеть. Калигула кивнул Макрону и осторожно снял с пальца императора перстень с печатью. Будто почувствовав, что его лишили символа власти, Тиберий неожиданно распахнул глаза и слабым голосом позвал слугу. Тут его мутные от лихорадки глаза различили внука, который в ужасе застыл у его кровати с кольцом в руке.

— Верни! Оно пока принадлежит не тебе…

Эти слова он сказал шепотом, но четко и ясно, так что и Макрон мог их слышать.

— Ну все, хватит!

Префект подошел к постели, взял подушку и прижал ее к лицу императора.

Прошло несколько минут. Макрон снял подушку и закрыл умершему глаза.

— Да здравствует император Гай Юлий Цезарь Август! — приветствовал он нового императора.

Напряжение последних дней спало, и лицо Калигулы озарила улыбка.

— Спасибо, префект. Думаю, тебе лучше построить своих преторианцев. Пусть принесут присягу.