Калигула

Самого юного заговорщика, Секста Папиния, переполняла жажда деятельности и восторг, особенно когда к ним примкнули такие важные мужи. Его юношеский пыл создал иллюзию, что пол-Рима теперь на их стороне, и он становился все более неосмотрительным. Старое римское изречение гласило: «За мысли никого не наказывают», и Папиний, похоже, так и решил, но совершил ошибку, излагая свои мысли вслух. В кругу друзей это позволительно, рассуждал Папиний с юношеской беззаботностью. Кроме того, он полагал, что все, открыто или тайно, придерживаются того же мнения.

И он высказался на одном из симпозиумов. Это произошло 23 мая, в день Марса. Папиний уже много выпил и напомнил веселой компании, что император посвятил Марсу Ултору — Марсу Карателю меч, вероятно, предназначенный для собственного убийства, а потом добавил:

— Что бы делал Калигула, если б узнал, сколько других мечей и кинжалов ждут его. Только для них ему пришлось бы построить целый храм Марса.

Папиний рассмеялся — такой забавной показалась ему мысль. Некоторые тоже посмеялись, но робко. Папиний же разглагольствовал дальше:

— Представьте себе, если собрать все это оружие, то получится, вероятно, не меньше обоза.

Большинство присутствующих приняли это за дерзкую шутку и постарались пропустить мимо ушей, только сыну вольноотпущенника, молодому торговцу зверями для цирка, шутка показалась весьма странной. По его мнению, не было императора лучше Калигулы. Часто он получал заказы с императорского двора на доставку медведей, львов и волков, и платили ему всегда хорошо и вовремя. Поэтому он поинтересовался именем шутника. «Да это Секст Папиний, приемный сын богача Аниция Цереала», — был ответ.

— Чтобы человек из хорошей семьи отпускал такие шутки… — мрачно пробормотал торговец и хорошенько запомнил это имя. «Возможно, пригодится, чтобы расположить к себе императора».

В конце мая Калигула во главе конницы преторианцев достиг границ Рима, в то время как пешие войска отставали на несколько дней. Он намеренно не входил в город, чтобы посеять в сенате страх и панику. Кроме того, он хотел разыграть перед народом набожного императора, приняв участие в древнем продолжавшемся три дня культе арвальских братьев. Святилище находилось на правом берегу Тибра и было посвящено богине земли Дее Дие, чей культ, согласно легенде, ввел еще Ромул.

Облаченные в белые одеяния жрецы приняли принцепса со всеми надлежащими почестями, но без помпы. Братья происходили из лучших римских родов и несли почетные обязанности жрецов всю свою жизнь. Ежегодно они избирали из своих рядов магистра, который теперь, полный достоинства, вышел навстречу императору, обнял его и провел в низкое вытянутое строение, где братья жили во время совершения ритуала, который представлял собой чередующиеся в сложной последовательности песнопения и молитвы. Во время церемоний жрецы надевали на голову белые повязки и венки из колосьев, потому что должны были просить бога полей Марса о плодородии, а также пробудить духов урожая. Правда, Марс вот уже двести лет как принял черты бога войны и сражений, но значительно раньше его почитали как покровителя полей и нив. Это звучало и в священном обращении к нему жрецов:

— Марс, Марс, отведи от нас порчу и болезни, призови всех духов урожая — всех, одного за другим! Помоги нам, Марс!

Завершались празднества торжественным ходом вдоль близлежащих полей и нив. Император в белоснежной тоге вышагивал как почетный жрец вместе с остальными, и его голову также украшали венок из колосьев и белая повязка.

Но мысли его пребывали не здесь, а в Риме, где трясся от страха сенат. Как он ни жаждал стоять триумфатором, так же как отец, на украшенной квадриге, а впереди сенаторы в праздничных тогах с пурпурными полосами, а еще жрецы, чиновники, военные, служители храмов с жертвенными животными — как он ни жаждал предложить вниманию толпы этот спектакль, но желание лишить такой возможности сенат не покидало его. Пожалуй, самой яркой чертой его натуры была страсть к общественным выступлениям, и он наслаждался картиной триумфального шествия, созданной в воображении. Вот он, одетый в пурпурную тогу, в руках скипетр с римским орлом, въезжает через триумфальные ворота цирка Фламания, чтобы оттуда проследовать через праздничные ворота к цирку Максимус и дальше по Сакральной улице к Капитолию, совершая жертвы богам, слушая восторженные крики народа. Но это значило уступить сенаторам, ведь и им представилась бы возможность насладиться триумфом. Нет! Калигула решил отказаться от сей почести и ограничиться овацией, что в народе называлось «малым триумфом».