«Да, возможно, я и правда трус, — рассуждал Сенека, — но постоянный страх за жизнь не даст мне работать. А работа для меня — самое важное».
Корнелий Кальвий провел спокойный размеренный день. Он был настолько богат, что мог позволить себе иметь огромный сад на Квиринале, хотя цены на землю здесь были чрезвычайно высоки. Привычки его давно сложились — Кальвий каждый вечер плавал и сейчас, после ужина под открытым небом, собирался немного почитать из «Истории Карфагена» Корнелия Кальвуса. Помешал этим планам трибун преторианцев.
— Я разговариваю с достопочтенным Корнелием Кальвием, бывшим сенатором?
Кальвий удивленно поднял на него глаза:
— Это так. Что случилось? Это касается моего племянника Сабина?
— Нет, господин, только тебя. Императорский суд выдвинул против тебя обвинение, которое я должен передать.
Кальвий взял в руки свиток:
— Что это может быть, трибун? Я еще при Тиберии оставил службу и с тех пор не интересуюсь общественными делами.
— Меня это не касается, ты обо всем прочитаешь в обвинении. Мне же приказано тебе передать, что наш божественный император не хочет огласки и дает тебе возможность в течение двух дней выбрать другой путь. Тогда ты сможешь распорядиться третью своего состояния, а две трети завещать Августу. В случае судебного приговора он получит все твое состояние.
Кальвий заставил себя улыбнуться.
— Значит, я осужден прежде, чем начали процесс? В мои времена все было по-другому… Ну что же, благодарю тебя, трибун. Надеюсь, с адвокатом я могу посоветоваться?
Преторианец пожал плечами:
— Если считаешь необходимым… Но только в доме, который с этого момента находится под моей охраной.
— Я уже узник?
— Ты под домашним арестом, Корнелий Кальвий.
Когда трибун удалился, к Корнелию подошел слуга.
— Господин…
— Не сейчас, друг мой. Я позову тебя позже.
Кальвий развернул свиток. То, что он прочитал, казалось, имело отношение к кому-то другому. Речь шла о налоговом преступлении, неясном обвинении из времен Тиберия, оскорблении величия…
«Это, должно быть, ошибка», — сказал себе Кальвий. Он смутно помнил, что еще за несколько лет до смерти Тиберия один его дальний родственник обвинялся в чем-то подобном. Вдруг его с ним перепутали?! Корнелии были большим родом, тут вполне можно было запутаться. Конечно, Кальвий знал, что процессов и казней в последнее время стало очень много, но он был уверен, что за каждым из пострадавших была какая-то вина. В конце концов, в Римской империи существовали закон и право.
Кальвий отправил посыльного к адвокату, который с давних пор вел дела Корнелиев, и попросил его о срочном визите утром следующего дня. Потом он лег в постель, но так и не прикоснулся к «Истории Карфагена», предпочтя ей так хорошо ему знакомый свиток с письмами Эпикура. Бессознательно он нашел то место, где греческий философ размышляет о смерти.
«Приучи себя к мысли, что смерть не может причинить нам боль. Все хорошее и плохое связано с восприятием, смерть же отменяет его. Она отменяет жажду бессмертия и наслаждение конечностью жизни. Нет ничего ужасного в жизни для того, кто осознал, что в „нежизни“ нет ничего ужасного. Поэтому в этом нет смысла, когда кто-то говорит, что не боится смерти, потому что она приносит страдание только в ожидании. Пока мы живем, смерти нет, а когда она приходит, нет нас».
Кальвий повторил:
— Пока мы живем, смерти нет, а когда она приходит, нет нас.
«Звучит убедительно, но, в сущности, это софистика», — подумал Кальвий и почувствовал глубоко внутри огромную жажду жизни, жажду продолжения бытия. Он хотел еще прочесть столько книг, столько кругов проплыть в бассейне, столько всего обговорить с Сабином. Но все же Кальвий был стоиком, поэтому смог скоро уснуть и проснулся только на рассвете.
Чуть позже пришел адвокат, у которого Кальвий хранил свое завещание.
— Ну, Корнелий Кальвий, ты хочешь изменить завещание? Возможно, в пользу какой-нибудь женщины?
Кальвий засмеялся:
— Нет, мой дорогой, никакой женщины нет, и завещание мое хочет изменить другой.
Он протянул адвокату обвинительный акт. Тот озадаченно прочитал его, потом пробежал глазами еще раз.
— Это правда?
— Ни единого слова! — твердо ответил Кальвий. — Ни один пункт не имеет ко мне никакого отношения. При Тиберии существовал еще один Корнелий Кальвий, и его в чем-то обвиняли, но я не знаю, чем кончилось дело и жив ли он.
Адвокат вздохнул:
— Можно выяснить, но боюсь, что в суде это тебе не поможет.
Он перечислил некоторые процессы и назвал имена обвиненных.
— Все они были, насколько я знаю, так же невиновны, как и ты. Возможно, ты, Кальвий, проводя дни в уединении, ничего об этом не слышал, но мы живем в ужасное время.
— Рассказывай это подробнее, — попросил Кальвий. — Ты хорошо знаешь меня, чтобы быть уверенным в моем молчании.
— Я имею в виду, что эти обвинения касаются прежде всего богатых римлян — таких как ты, Кальвий. Императору нужны деньги, и он придумал новый способ получать их.
— А если я рискну начать процесс?
Адвокат горько улыбнулся: