Калека, Дева, Старец и Дитя

— Да, но я не в том смысле.

— Ни в каком другом смысле для неё этот красавчик не опасен.

Что? Мужская красота? Какой нелепый оксюморон.

Осмотревшись, я пошла вглубь залы, где у статуй четырёх основателей, как главное божество, а не последний грешник, сидел мужчина. Его руки были скованны за спиной, голова низко опущена. Было так странно видеть его настолько смирным.

Остановившись совсем рядом, я подняла руки к поясу платья и медленно его развязала. Да, реши те женщины подглядеть, они бы тут же поменяли своё мнение по поводу моих вкусов, при том что никаких вкусов не было вообще.

Шорох одежды разбудил мужчину, когда я присела перед ним с широкой лентой в руках. Он успел мимолётно взглянуть на меня, прежде чем я завязала ему глаза.

— Что… что ты делаешь? — Поразительно, но в его голосе звучал вовсе не страх. Не скажу, что именно, но нечто страху противоположное.

Отстранив руки, я долго рассматривала его лицо. Запёкшаяся кровь на разбитой губе. Колючесть на подбородке. Мне захотелось дотронуться до неё, хотя я знала, что отдёрну ладонь секундой позже.

Поэтому, вместо того, чтобы тянуть к нему руки, я выпрямилась и избавилась, наконец, от убивающего меня наряда. Я оставила лишь веер в руке, за которым в случае чего никак не спрячешься и уж точно не будешь использовать как оружие.

Сев в облако ткани, я решила узнать:

— А ты как думаешь, Старик?

— Ты разделась? — Его дыхание потяжелело. — Ты что… опять голая?

— Это же храм.

— Вот именно!

Я постучала веером по подбородку, раздумывая. Неужели разоблачаться перед божествами, показывая тем самым свою полную открытость и телесную ничтожность, не входит в обычаи у Старцев? Зато они охотно раздеваются в домах Утешений, ха.

— Здесь жарко, — оправдалась я.

— Да уж, чёрт возьми, и ты даже не представляешь, как жарко по-настоящему может быть.

— Точно, ты же с юга, — «догадалась» я, хотя речь явно шла не о температуре. — Для того, кто жил в пустыне, подобное — пустяк.

— И всё же… может, ты и меня тоже разденешь? Раз уж мы в храме.

— А хочешь, я тебя ещё и освобожу по такому поводу?

— Нет. Теперь нет.

— Тогда как насчёт того, чтобы просидеть здесь с завязанными глазами десять лет? Когда Дитя будет судить тебя, я скажу своё слово, и даже оно согласится, что при всём своём опыте не смогло бы придумать более подходящее наказание для такого вора и отступника.

Он облизал разбитую губу и сверкнул улыбкой.

— Забавно, что меня будет судить такой же вор и отступник.

Я недовольно нахмурилась.

— Может, тебе ещё и рот завязать?

— Он украл мои заслуги, — сказал Старец. — Это я спас тебя, но все чествуют его, как героя, просто потому что он рассказал всем то, что нужно держать в тайне. Потому что в этом весь смысл твоей защиты. Прятать тебя и убивать всех, кто о тебе узнавал. Он предложил тебе иной, более привлекательный вариант безопасности? Слава, вседозволенность, жизнь во дворце… Этим он заслужил твоё доверие? Я до последнего не хотел верить в то, что в глубине души ты такая же женщина, как и все остальные.

— Ну тебе же позволено быть таким же мужчиной, как и все остальные, — ответила я, подаваясь вперёд. — Даже сейчас, разве ты думаешь о чём-то кроме удовлетворения своей жадной сущности? И думал ли ты о чём-то кроме, когда впервые меня увидел? Тобой двигало именно благородство? Скажи, что это было, Старик? Спасение или всё же похищение?

Он дёрнулся просто от того, что почувствовал моё дыхание на коже. Как будто в этом храме сила не просто возвращалась ко мне — возрастала. Хотя, конечно, ничего подобного.

— Спасение, если сравнивать с тем, что сделал с вами Датэ, — ответил он.

— Но похищение, если сравнивать с тем, как обычно с женщинами вёл себя ты? — закончила я. — Ты не должен нами прельщаться.

— Ты тоже.

— А? — Я растерялась.

— Все тут только и говорят о том, что ты времени не теряешь. Горничные, придворные дамы, стражницы… Ты так быстро успела прославиться. Вот только не тем, чем обычно славятся Девы, а тем, чем заниматься вообще не должны! — выдал он с необъяснимой злостью. — Какого чёрта ты тут всем дрочишь направо и налево?

— Что? Дро…

— Теперь здесь каждая потасканная девка думает о том, каково это — кончить от одного прикосновения!

— Кончить?

— Молчи, — выдохнул он, и я поняла:

— Да ты больше остальных об этом думаешь.

— Боги…

— Какой ты религиозный.

— Ты даже не представляешь.

Он сказал это так серьёзно, что я невольно обратила взгляд к статуям. Калека с завязанными глазами. Дева со слезой, которую не собиралась стирать. Дитя с фруктом в руке — аллегорией на тот самый плод, из которого родилась Дева. Старец, а может, старуха — тощий, морщинистый человек с каллиграфической кистью.

— Ты сейчас больше похож на Калеку, чем на Старца, — заметила я.

— Да, а ещё я его теперь отлично понимаю.

Речь шла о легенде, очевидно.