Он снова моргнул, потом закрыл глаза, наслаждаясь темнотой. И еще прошло время.
— Готово, — объявил Хотек.
Испытывая новое тело, Малекит попробовал, как сгибаются руки и ноги. Как свое, хотя жжение не ослабло. У его ног валялись мертвые эльфы с перерезанными глотками, и их кровь забрызгала его кованое тело. Он чувствовал, как скользят по нему их духи, прикованные к рунам брони.
— Нет, — возразил он. — Мою корону.
Хотек с недоуменным видом повернулся к Морати. Она подозвала послушника, и тот принес бархатную подушку, на которой лежал обруч из серого тусклого металла. От него отходили под странными углами шипы, будто эту корону создал безумец.
Морати протянула к ней руку, но Малекит перехватил ее запястье. Морати взвыла и вырвалась. На коже вздулись пузыри ожогов.
— Нельзя, — сказал Малекит. — Мое, не твое.
Он взял Железный Обруч. Он показался ему холоднее льда.
Морати нянчила обожженную руку, а Малекит поднял странную корону и надел себе на голову.
— Приварить, — велел князь. — Чтобы стала частью шлема.
Хотек выполнил приказ, закрепив корону несколькими заклепками, загнанными в череп Малекита, а потом приварил расплавленным металлом. Малекит поднял руку и подергал венец, проверяя крепление на прочность. Убедившись, что венец не снять, он снова закрыл глаза.
Мысли его освободились от тела, ощущая на вкус черную магию, заполнившую камеру подземелья. Он почувствовал втекающую в него силу, оседлал волну энергии, пробил кровлю камеры, пронизал много этажей отцовского дворца, как метеор, позванный обратно к звездам. Анлек мигнул и улетел назад, а Малекит из мира смертных вознесся в царство чистой магии.
Как и в первый раз, когда он надел венец, Малекит увидел Царство Хаоса, обитель Богов Хаоса. Но сейчас в нем не было страха. Он материализовался в виде фигуры в доспехах, раскаленных добела, и его существо пылало вызовом во всех доминионах Хаоса.
Шевельнулись стражи, недоступные познанию смертного, и Малекит понял, что их внимание медленно обращается на него.
— Я Малекит! — провозгласил он, и в его руке появился пылающий меч. — Сын Аэнариона, Ужаса демонов. Услышьте мое имя и знайте меня, короля эльфов по праву!
Кометой силы ворвался он обратно в свое тело. Руны его брони полыхнули темным пламенем. Открылись металлические веки, явив сферы черного огня.
Малекит оглядел собравшихся эльфов, они казались ему маленькими и незначительными. Камеру подземелья заполнил странный голос из-под забрала:
— Я вернулся. Я ваш король.
Все упали на колени. Все, кроме одной, глядевшей на него с выражением полнейшего счастья.
— Слава Малекиту! — крикнула Морати. По ее щекам текли золотистые слезы. — Слава Королю-Чародею Ултуана!
Слишком трудно было поверить, что Морати отказалась от своих честолюбивых планов, хотя некоторые из князей считали, что оставление Котика говорит именно об этом. Карвалон и Титраин были главными апологетами этого мнения, утверждая, что армия друкаев наверняка была отозвана ради обороны своего княжества. Они доходили до того, что предлагали послать в Нагарит посольства — начать переговоры о соглашении.
Каледор был не согласен, он предупреждал, что, пока жива Морати и друкаи не поставлены на колени, о мире даже думать невозможно. Спор этот был трудным, и еще труднее он был из-за желания самого Короля-Феникса окончить войну.
— Слишком хочется поверить, что мы-таки победили, — сознался он как-то Тириолу.
Они сидели за стаканом вина на балконе летающего дворца мага, глядя на освещенное луной Внутреннее море. Так спокоен и мирен был пейзаж, что казалось почти возможным забыть горести прошедших тринадцати лет. Почти, но не совсем. Каледор не мог забыть увиденное, особенно — бойню в Котике.
Тириола тоже переменили горести, которые ему пришлось пережить. Его дочь и внук повернулись против него, и внука он убил в бою. Несколько магов, которых он когда-то считал ближайшими союзниками, даже друзьями, поддались на приманку чернокнижия, и скорбь тяжелым грузом легла на плечи и душу правителя Сафери, стоящего сейчас рядом с Каледором у перил. Плечи его сгорбились, спина согнулась под этой ношей.
— Я согласен с тобой, — сказал он, тяжело вздохнув, и поболтал вино в кубке, глядя куда-то вдаль, — однако перед нами враги такие же безумные, как демоны, и столь же целеустремленные. Они не сдадутся, они не примут легкого мира. Может, и правда следует отправить посольство, хотя бы только для того, чтобы его провал опрокинул ложные надежды, что разъедают решимость наших союзников.
— Это было бы неразумно, — возразил Каледор. — Любой намек на слабость немедленно усилит позиции друкаев. А просьба о мире даст им возможность для манипуляций. Лучше допустить сомнения у части князей, чем дать нашим врагам средство еще сильнее нас разъединить.
— Ты прав, это была неудачная мысль, — сказал Тириол.
Старый маг замолчал, и на этот раз Каледор почувствовал необходимость что-то сказать, нарушить тишину, чтобы не оставаться в обществе собственных невеселых мыслей.