Какого цвета небо

– Молодые глаза… – начал Филя.

– Они зоркие! – докончил я, пытаясь по лицу Шумилова понять: знал он о проводке или нет?

– От этой перестроечки на ходу мы еще наплачемся! – сказал он, и я понял, что не знал Шумилов об оголенной проводке.

– Успеете перемонтировать, – сказал я ему.

Он улыбнулся с облегчением и вот здесь впервые поглядел на меня так же, как до этого смотрел на Вить-Витя, дядю Федю, Игната Прохорыча, даже с уважением, что ли. Или во всяком случае – как на равного.

Игнат Прохорыч поздоровался с нами, как обычно, поглядел на Шумилова, уходившего с нашего участка, улыбнулся, вдруг положил свою большую руку мне на плечо.

Монтировать поворотную часть на тележку было легче потому, что Игнат Прохорыч и дядя Федя были с нами. Лишь одно меня беспокоило: кто из нас будет крепить стрелу к поворотной части, ведь до этого дядя Федя с Филей уходили проверять рычаг с ковшом, а валики стрелы забивали мы с Ермаковым, Вить-Вить контролировал только, чтобы не было перекоса. А теперь, если дядя Федя оставил на этой операции меня, кто же будет контролировать перекос стрелы? Если я, то Венка наверняка разобьет кувалдой торец пальца.

И когда поворотная часть была уже установлена и все закуривали, я вдруг заметил, как внимательно поглядели друг на друга дядя Федя с Игнатом Прохорычем, но, кажется, так ничего и не решили. Только оба разом обернулись, посмотрели в другой угол цеха. У Вить-Витя тоже была уже установлена поворотная часть, его бригада тоже курила, косилась на нас. Вспомнилось мне дяди Федино: «Ванька виноват! Втравил нас вчера в историю…» И я понял, что это ведь и есть соревнование! Часто мы употребляем это слово, а вот конкретные формы, в которых оно воплощается, как-то не всегда нам привычны. Когда я читаю о соревновании разных бригад, даже заводов, мне обычно представляется торжественное заседание, президиум, выступающие на трибуне. А повседневные и будничные формы соревнования точно ускользают от меня. Но ведь очень неприятно было бы нам всем, если бы у Пастухова, например, уже монтировалась стрела. Вспомнил, как дядя Федя подробно вчера обсуждал новую бригаду Вить-Витя, когда я еще рассердился на самого себя… Ведь в нашей бригаде появился всего один новый человек – Сучков. Да и того даже успели мы опробовать на работе. А у Пастухова было трое новых: Павлищев – вообще новый человек на заводе, как и у нас Сучков, и Герасимов с Бариновым – из монтажного цеха лебедок, им тоже надо было привыкать к нашей работе. Вот еще в чем главном дала нам фору бригада Вить-Витя! И то они успели вовремя смонтировать поворотную часть на тележку.

– Ну, Иван, – сказал дядя Федя, а Игнат Прохорыч внимательно глядел на меня, – я не вижу причины менять наш обычный распорядок. Мы с Вениамином пойдем полюбуемся на рычаг и ковшик, а вы уж трое – навешивайте стрелу.

– Хорошо, – ответил я, но заметил, каким обиженным сделалось лицо Фили, да и все, кажется, увидели это.

Дядя Федя на этот раз взял с собой Венку, значит, в Сучкове уже уверен.

Мы застропили стрелу, Катя-маленькая поднесла ее к опорным косынкам поворотной части мягко и умело.

– Вот что, мы с Сучковым будем ставить пальцы, а ты уж повиси на ломике, как Вить-Вить, а?… – сказал я Филе таким тоном, чтобы это выглядело как совет с ним.

И с облегчением увидел, как лицо его разгладилось, он даже улыбнулся мне в ответ. Я-то исходил из того соображения, что мы с Сучковым поздоровее Фили физически, пальцы у нас с ним пойдут легче. Но вместе с тем хотел оказать честь Филе: ведь это обычно делал наш бригадир Вить-Вить! Вот это последнее, видимо, и подействовало на Филю сильнее всего.

Посмотрел на Сучкова, чтобы объяснить ему, как надо ставить пальцы, и увидел у него в руках кувалду, валик: все понимал человек!

Филя взял лом, вставил в переплет стрелы, чуть придавил ее книзу. Мы с Сучковым держали наготове пальцы. Я показал Филе глазами: «Еще чуть-чуть…» Он повис на ломе, отверстия в стреле и косынках совместились, мы с Сучковым одновременно вставили валики. Я глянул на Филю, он отпустил слегка лом: все было правильно, валики закусились. Филя опять повис на ломе, а мы с Сучковым стали забивать кувалдами пальцы. И видел я, нет, скорее не видел, а только чувствовал, что у Сучкова все идет благополучно, даже били мы с ним в такт, а все-таки спокойнее мне было бы, если бы я сам следил, а не Филя.

Опустил кувалду, обошел вокруг стрелы: нет, у Сучкова торец пальца был нормальным, несбитым. И сам Сучков не обиделся, что я проверяю его. А вот Филя немножко странно улыбнулся, когда я проверил у него стрелу. Не рисковать же мне стрелой, всем экскаватором из-за наших с Филей приятельских отношений!

А когда мы поставили пальцы, разогнулись с Сучковым, я сказал, повторяя то, что услышал в свой адрес давным-давно, месяца три назад:

– Легче нашему теленку, реже начал он дышать!

И Сучков с Филей улыбнулись. Устали все мы сильнее, чем обычно, это было очень заметно. Но порадовало меня, что и Филя, и Сучков, и я сам – тотчас посмотрели на бригаду Пастухова. Вить-Вить с Ермаковым еще забивали пальцы, отстали от нас.