Читаем Какого года любовь полностью

Тут с визгом прибежала на толстеньких ножках Сьюзен и воткнулась лицом в икры Роуз. Выглянув из‐за матери, узнала Вайолет и подбежала обняться.

– Боже, как ты выросла! – Вялые, бессмысленные слова. Но Вайолет изо всех сил старалась, чтобы такие мысли не прорвались в ее мозг.

В последний раз она видела Сьюзен, когда их с Элом попросили вечерок посидеть с ней, незадолго до отъезда в Сан-Франциско. Уложив ее спать, в состоянии какой‐то кроткой, смутной мечтательности они заговорили о детях, что будут у них когда‐нибудь и свои собственные – потом, когда они совсем повзрослеют, в том будущем, где Эл станет уважаемым политическим журналистом, а Вайолет – ученым с именем, и они весь мир вместе объедут, и мир этот к тому ж лучше приспособлен станет, чтобы растить в нем детей…

Какая наивность, покачала головой Вайолет, стараясь не слишком стискивать Сьюзен, и с подступом тошноты подумала: что, если тот жизненный выбор, который она сейчас делает, в принципе помешает им с Элом иметь детей? И потом: да хочет ли она вообще теперь того будущего, каким оно тогда им представлялось?

– Да, я выросла, – сказала Сьюзен, выпустив Вайолет из своей липковатой хватки и подняв ручку над головой. – Скоро я стану такой высокой, как мама!

– В чем это ты, чем тебя бабушка накормила? – тут же отвлеклась Роуз на состояние рук и рта дочки.

– Торт! – радостно объявила Сьюзен, сделала разворот на сто восемьдесят градусов и побежала назад к запретным удовольствиям.

Роуз покачала головой, когда навстречу девочке донеслось бормотание ласковых голосов.

– Я что, не вовремя? Помешала? – спросила ее Вайолет.

– Да, но не мне. И не Берти тоже. Это мама устроила “утро за чашкой кофе”. Местные дамы угощаются липкой французской выпечкой, а взамен жертвуют на благотворительность. У мамы “миссия”. Она затеяла сбор в пользу маленьких африканок, которых необходимо научить читать и писать. Она этим буквально одержима.

– Ну, по‐моему, вполне достойное дело. Все лучше, чем, я не знаю, помогать престарелым цирковым пони или что‐то такое…

– Да-да. И кроме того, это держит ее… на плаву, – суховато сказала Роуз, но за интонацией снисходительной усталости Вайолет расслышала что‐то еще. Самую капельку гордости? Или чуточку облегчения?

– В любом случае, сомневаюсь, что ты здесь ради эклеров. Берти в саду, подальше от них всех. На твоем месте я поступила бы так же.

Вайолет кивнула. По крайней мере, не придется лицом к лицу столкнуться с Амелией. Они встречались по разным поводам, но Эл предпочитал как можно меньше общаться с родителями. Вайолет слышала всякие истории и не могла не сопереживать. Ужас унижения, пережитый им из‐за страсти Амелии к выпивке, истончил даже его воспоминания. И хотя Вайолет бывала свидетелем тому, как недопустимо третирует мать Эла, и всем существом ему сострадала, к ней самой Амелия относилась совсем не так плохо. Объяснялось это, скорей всего, тем, что она училась в магистратуре, а потом стала писать докторскую; Амелии нравилось расспрашивать ее, чем именно она занята и к какой карьере стремится.

Сад были почти гол, упорная изморозь высветлила закаменелую землю в бледно-зеленый, как мята, цвет. В зимней пустоте шаги Вайолет похрустывали особенно звучно.

Она знала, где найдет его, под старым дубом в самом конце сада. Голые ветви, будто желая защитить Эла, широко раскинулись над скамьей, которая обнимала ствол.

– Привет.

– Вайолет? Что ты тут… – В руках у него листок бумаги и ручка. Он поспешно сунул и то, и другое в карман пальто.

– Я… Я хотела поговорить с тобой.

Вайолет думала, что они сразу падут друг другу в объятья, ведь сесть в поезд – с ее стороны само по себе жест примирения. Но Эл остался сидеть, отрешенно куда‐то глядя.

– Мне Тамсин сказала… и я поехала на вокзал…

– Я понял.

– Послушай, Эл. Ты прости меня насчет того дня, мне очень не по себе из‐за этого, прямо охоту устроили, нападение из засады…

Пробраться к нему было все равно что брести по глубокой грязи. Вайолет попробовала вдохнуть полной грудью – не вышло, легкие словно чем‐то забило.

– Я люблю тебя, – в отчаянии выдавила она.

Что‐то промелькнуло в глазах у Эла, и Вайолет в точности поняла, что ему вспомнилось. Еще студентами они приехали в Фарли-холл из Шеффилда и сидели тут под густой листвой дуба, до того безумно влюбленные, что казалось, их пьянит запах друг друга, дурманят слова. Сначала Эл произнес это совсем тихо, с каким‐то страданием в голосе, и прямо ей в ухо, а потом с громким счастливым смехом протянул руку к горизонту и прокричал: “Я люблю тебя, Вайолет Льюис!” – так громко, будто хотел разбудить этой вестью древний ландшафт.

И она тоже повторяла это ему снова и снова, пока слова не истрепались и не рассыпались, но чувство осталось.

Теперь те же три слова застревали во рту, не извлечь.

– Я правда, правда люблю тебя, Эл, и хочу, чтобы у нас все получилось. Если ты этого еще хочешь. И я понимаю, что… из‐за Лили… ты, наверное, и не хочешь уже…

Перейти на страницу:

Похожие книги