Какого года любовь

– Нет, мам. Мне ли не знать, что положено делать жене! Я на тебя смотрела, у лучшей училась, чего уж там. – Сосредоточившись на блюде, которое вытирала, она легонько ткнулась своим бедром в материно, чтобы ее разуверить.

Но теперь Летти задавала себе вопрос, не права ли была, в конце концов, Ангарад. Что если ожидания ее оказались завышены?

Потому что в жизни своей она прежде так не скучала.

Глава 9 Декабрь 1948 года

Дверной колокольчик звенел и звенел, звучал празднично сам по себе. Огонь в камине ревел так рьяно, что Летти пугало, как бы не занялись ветви падуба и плюща, свисающие над ним.

Рождество Фарли-холлу было к лицу: при свете свечей все это дерево и темная тяжелая мебель не подавляли, а воплощали собой уют, защищая от дувших с долин ветров. И то напряжение, которое она всегда чувствовала, входя в дом – будто невидимая проволока натянута между всеми Бринкхерстами и с чуть слышным гулом вибрирует, нагнетая тревогу, – пусть и не вполне, но все‐таки гасло в праздничной суете и присутствии посторонних.

Летти наблюдала за тем, как Берти укладывает чемодан (причем так неумело, что Кларе пришлось включиться и все переложить заново), и диву давалась, до чего рад он поездке домой: обычно визиты в Фарли-холл энтузиазма не вызывали.

– Это традиция. Вечеринка в канун Рождества всегда самая лучшая, но не могу обещать, дорогая, что столь же весел буду рождественским утром, когда впереди замаячит лишь выпивон с мамой и папой.

– Все‐таки надеюсь, что будешь.

Он обернулся, обеспокоенный холодком в ее голосе. Тем особым тоном, оскорбленным и одновременно надменным, который она в последние дни все чаще употребляла, обращаясь к нему.

– Ну, это ведь наше первое настоящее Рождество, верно?

– Конечно! Ну, конечно, я счастлив, что мы встретим его вместе, – это бесконечно, в сто раз лучше, чем когда‐либо раньше. И ты представить себе не можешь, как рада Рози, что и ты с нами.

Это она как раз могла, потому что Роуз в ожидании их прибытия засыпала ее пространными письмами. Но и в этих письмах, отмечала про себя Летти, ничуть не ставилось под вопрос, приедут ли они в Фарли-холл.

Летти очень любила Рождество дома. Если шел снег, они с братьями выскакивали тихонько из дому, хватали его горстями и будили родителей, подсовывая им под одеяло снежки, – шутка, которая могла сойти с рук только в такой день. На Летти при том был все тот же кардиган с колченогим оленем на спине, который она носила с тех пор, как покойная бабушка вывязала его ей на четырнадцать лет; отец год за годом привычно шутил, что олешек, похоже, под хмельком, видно, добрался до бабушкина джина. Дети стучались в окна и пели рождественские гимны, собирая пожертвования для местной церкви, которая на Рождество открывала свои двери для бедных. В сборе принимала участие вся семья, Эван оглушал басом, слезы набухали у него на глазах, и половину подаренных им на праздник денег дети Льюисов отдавали в церковь.

Заметив, как притихла Летти, услышав, что он уже забронировал билеты на поезд до Нарсборо, Берти торопливо и сбивчиво заговорил:

– Но, Летти, дорогая, ты же не думала, что…? Ты же не думала, что мы поедем в…? Это ведь Рождество… И потом, ты же знаешь, мои родители, они…

Да, это правда. Они с Берти в долгу перед его родителями. Они им обязаны. Они должны испытывать благодарность, и они испытывают ее, но в особенной мере этой благодарности всегда будут ожидать именно от нее, Летти.

Ее же родители не могли не предвидеть, что так оно будет, думала она, известив их письмом, где они с мужем проведут Рождество, – и вложив в конверт три фунтовые банкноты, чтобы они от ее имени пополнили церковный сбор пожертвованием, которое своим весом затмит все, что Льюисам когда‐либо удавалось внести раньше. Но молчание их вслед письму наводило на мысль, что нет, этого они не предвидели. Или, даже если предвидели, не одобряют и хотят ее наказать. Выйди она замуж за кого‐то из местных, Рождество стало бы больше, жирней и слаще, а не таким перекошенным, однобоким.

Так что вот она здесь, сидит в пропахшей корицей гостиной Фарли-холла, беседует со “взвинченной” бабушкой Берти, которая гнусаво настаивает на том, что, как ни непопулярны сейчас подобные взгляды, но все лучшие святочные традиции привнесены сюда из Германии.

– Я должна украсть ее у тебя на минутку, извини, бабушка. – Это пришла спасательная миссия в лице Роуз, оттянувшей Летти за локоть.

– Прости, что пришлось застрять с ней, вот же старая грымза.

– Вообще‐то она поведала мне кое‐что интересное про германский фольклор…

– О боже. Ну, неважно: мне нужно, чтобы ты кое с кем познакомилась. Его зовут Джереми, он только что из Америки, несколько лет там работал. – И Роуз взбила прическу жестом, который, на взгляд Летти, совершенно был ей не свойственен. – Я хочу знать, что ты о нем скажешь.