На юге Индии используют хитроумную, но жестокую ловушку для обезьян. Она состоит из прикрепленного к земле пустого кокосового ореха с отверстием, куда кладут шарик сладкого риса. Обезьяна подходит к ореху, чувствует запах риса, просовывает руку внутрь и хватает рис. Но отверстие недостаточно велико для сжатого кулака, и вытащить руку обезьяне не удается. Инстинкт не позволяет ей выпустить добычу, и получается, что животное удерживает в ловушке только собственная жадность: стоит разжать пальцы, и руку можно освободить.
Это – наглядный образ нашего потребительства: мы покупаем, используем и выбрасываем, зная, что попадаем в ловушку, но потребление настолько укоренилось в нашей психике, став чем-то вроде инстинкта, что мы не в состоянии от него отказаться.
Бо́льшая часть наших покупок предназначена для того, чтобы укрепить наше самоотождествление с престижной для нас группой. Бренды одежды и мыла, печенья, телевизоров и автомобилей разрабатываются с оглядкой на группу – чьи атрибуты тщательно культивируются компаниями, производящими потребительские товары. Самооценка и потребление идут рука об руку. Например, в Великобритании каждый житель в среднем ежегодно покупает тридцать килограммов одежды, что эквивалентно пяти загрузкам стиральной машины[118]. Эти покупки обусловлены преимущественно сменой моды. Ее циклы требуют от нас регулярно очищать свои шкафы и вставать в очередь за новой одеждой.
Но индустрия моды оставляет колоссальный углеродный след. По уровню загрязнения окружающей среды текстильная промышленность уступает только нефтяной промышленности. Она выбрасывает в атмосферу больше парниковых газов, чем вся авиация и флот вместе взятые. По оценкам специалистов, индустрия моды ответственна за 10 % глобальных выбросов CO2[119], и по мере того, как мода ускоряется, подстегивая потребление, стремительно нарастают и выбросы.
Наши механизмы экономического роста основаны на том, чтобы мы продолжали тратить деньги. В 1920-х годах некоторые американцы были обеспокоены тем, что появляется новое поколение, потребности которого удовлетворены, – и это приведет к остановке роста. В 1929 году экономическая комиссия президента Гувера пришла к выводу о необходимости рекламы, чтобы создать «новые желания, которые, едва они окажутся удовлетворены, откроют дорогу бесконечным новым желаниям»[120].
Сегодня компании, выпускающие потребительские товары, тратят огромные деньги, чтобы мы не вырвались из цикла потребления. У них гигантские бюджеты на маркетинг и рекламу. В Соединенных Штатах в 2019 году стоимость тридцатисекундной рекламы во время матча за Суперкубок – одной из самых популярных спортивных телетрансляций – превышала 5 миллионов долларов[121]. Платформа электронной торговли
Более того, миллиарды товаров намеренно разрабатываются таким образом, чтобы быстро устаревать, обеспечивая дальнейший экономический рост за счет того, что мы стремимся их заменить. Ярким примером такого подхода могут служить одноразовые предметы из пластика; но устаревание – процесс, при котором предметы становятся несовременными и выбрасываются, – предусмотрено почти для всех изделий. Гарантия на любые товары редко превышает три года, поскольку по истечении этого периода вещь, скорее всего, выйдет из строя. И зачастую купить новую вещь дешевле, чем отремонтировать старую. Новая версия программного обеспечения не устанавливается на старые компьютеры, и это значит, что менять нужно и компьютеры. В результате искусство починки, ремонта и реставрации постепенно отмирает.
В глобальной экономике цепочки поставок порой несколько раз пересекают весь мир. Каждое звено представляет отдельную стадию производства, которой нередко занимается отдельная компания, – от добычи драгоценных металлов для вашего смартфона в Боливии до упаковки готового продукта в Китае. В результате очень сложно отследить, какие звенья в этой цепи вносят вклад в наше экологически безопасное развитие, а какие способствуют изменению климата.
Вот что вы можете сделать.