Теперь уже поздно: что случилось, то случилось. Что будет, то будет.
Проследив за взглядом, Вик пошутил: «Ты прямо как котик – тоже таращишься в никуда». Лия мотнула головой: пожалуйста, ничего не говори, не сейчас.
Он понял; лег рядом, обнял, и так они молчали, наверное, до полуночи. А потом Лии стало легче – и она, прошептав: «Спасибо», отключилась.
Сейчас молчать необязательно, просто и так слишком хорошо, чтобы говорить. А вот у Вика всегда найдется история-другая.
– Я тут любовался на отсутствие балконов – ну, на эти железки, торчащие из стен. Каждый раз, когда их вижу, вспоминаю, как учитель при мне вышел покурить.
Про учителя Лия знает: это хтонь, к которой Вик ходил в юности, чтобы научиться контактировать со своей хтонической частью. У полукровок все индивидуальнее, чем у чистокровных: кто-то остается человеком до конца жизни, лишь иногда случайно проявляясь по-хтонически; кто-то легко принимает вторую природу и становится полноценным чудовищем; а кто-то мучается, не в силах склониться ни к какой из сторон, как мучился Вик.
Хорошо, что все позади.
Но вот про курение и балконы Вик раньше не рассказывал!
– Это было на третьем, что ли, занятии… Мы сидели-сидели, я дико вымотался; ну учитель и объявил перекур. Спросил, не против ли я, если он правда покурит – на балконе, конечно; открыл дверь… Я сунулся посмотреть – а там нет балкона, только эти железки. А он преспокойно садится на одну из них, будто внизу – не три этажа, и поджигает сигарету. В общем, если я раньше думал, что он нормальный, просто со странностями, тут я понял, что он странный с некоторыми нормальностями.
«Оно и логично, – хмыкает Лия. – Если ты не странный, то как придумать тысячу странных, индивидуальных способов наладить контакт с хтонической частью?»
Что там Вика учили делать? Тонуть в себе, танцевать с собой замысловатые танцы, приглашать себя на чай…
А еще ему отрезали кисть, да. Лия до сих пор не знает, насколько эта история выдуманная – целиком и полностью, только в деталях или вообще ни в чем, – но не то чтобы горит желанием выяснять. Пускай загадка остается загадкой.
Кажется, Вик тоже вспоминает странности учителя – потому что, сжав пальцы неожиданно холодной рукой, переходит на шепот:
– Я вроде не рассказывал… Мне однажды приснилось, как он меня сожрал.
– В каком смысле?
Неужели учитель во сне провел Вика через хтоническую тень?
– В прямом. Он был зверем, я был, ну, собой. Он распахнул пасть – от пола до потолка, темную, как беззвездная ночь; и я как-то без капли сомнения туда залез. – Помолчав, Вик прибавляет: – До сих пор помню его клыки, желтоватые, но явно все еще острые. Я не решился потрогать, а потом… Ну, потом он меня проглотил. И я почти сразу проснулся.
Лия понимающе кивает:
– Страшно было?
Тут же опоминается: чтобы Вик с его-то любовью к пожиранию – и вдруг испугался? Глупости!
Вот он и качает головой:
– Даже наоборот, было так хорошо. Будто я долгое время ходил с выбитыми суставами, а тут их вернули на место – и я могу нормально шевелить руками и ногами. Но на хтоническом уровне: странная нечеловеческая часть наконец полностью стала мной.
– А учитель?..
– Я ему рассказал, да. А он покивал: «Нормальная часть обучения, считай это инициацией». И сказал, что я не первый про такие сны говорю.
Интересно, всем полукровкам во время обучения снится пожирание – или только тем, кто ходит к этому учителю?
А может, пожирание – нет, зато инициация – да, каждому своя: кто просто умирает, кто через огонь проходит, кто шагает по спутанной нитке, ложащейся под ноги желтыми змеиными кольцами…
– Я хотел спросить: это был просто сон или там правда были вы? Но не решился. Зато именно тогда подумал, что хочу тоже инициировать других. А потом услышал о проведении через хтоническую тень, которое всегда немного смерть и немного пожирание, – ну и дальше ты знаешь.
Лия знает, еще как.
Валерия после собеседования, отправляя стажироваться на центральную точку, сказала: «Там есть парень, Вик, он по уши в теме смерти; мне кажется, что вы сойдетесь». Лия не стала спорить, только фыркнула мысленно: «Ну да, где я – и где смерть!»
В детстве она любила рассматривать мертвых птиц – так любила, что в школе почти пошла в биологический класс. Но мало ли что любят в детстве, это же ни о чем не говорит! И желание запускать когти между ребер – оно ведь совсем не про смерть.
Но они с Виком, странным парнем, повернутым на пожирании, и правда сошлись. Потому что гроб, гроб, кладбище; все такое.
Сквозняк шуршит шторами: в кухне тоже открыто окно, чтобы квартира как следует охладилась. Теперь наконец-то можно дышать, и даже появляются силы шевелиться. Поэтому Лия, потянувшись, предлагает:
– Не хочешь проветриться?
Вообще-то вставать и переодеваться лень, но это не дело: сначала лежать потому, что жара, а потом лежать потому, что жара ушла, но ты слишком старательно ее терпел.
– Давай, – соглашается Вик.
Какой же он безотказный и удивительно легкий на подъем.