Как зовут четверку «Битлз»?

Познакомились на пляже с молодой парой — примерно одних лет с нами. Она — вульгарновата, тогда как он оч., оч. обаятельный. Они тоже из Бухареста. Он шофер, водит трайлеры; это такие длинные грузовики, похожие на железнодорожные вагоны. Если ей верить, он объездил полсвета; а она только и может, что трепаться о побрякушках и рассказывать о специальной диете для него. Наверное, страшно трудно готовить диетические блюда так, чтобы было еще и вкусно! Я чуть со смеху не лопнула от ее болтовни, но сдержалась, чтобы его не обидеть. Сказать по правде, я ей чуточку завидую… Вечером Влад пригласил их в ресторан. И — надо же! — они тоже нас пригласили, на следующий вечер. Подумать только, они во всем постарались нас перещеголять! Для меня это было страшным унижением; даже Владу стало не по себе, но он и виду не подал. Перед отъездом мы обменялись адресами. И только после этого Влад тихонько намекнул мне, что подозревает, какие делишки проворачивает этот шофер во время своих рейсов. В эту минуту он казался совсем мальчишкой. А я ответила, что ни за что на свете не согласилась бы, чтобы он жертвовал своим здоровьем ради денег. Зуд прошел, но мы истратили все.

27.VII. Забавно: входит в зал девочка-подросток — и сразу в мое кресло. Ей только-только стукнуло шестнадцать. Поменяла ей оттенок волос — из воронова крыла в темно-каштановый. Вначале она хотела крупную завивку; еле-еле уломала ее сделать мелкие завитки — «коккер». Я весь день места себе не нахожу: все нейдет из головы этот банкет в ресторане и потом, у Р. дома. И дернуло же меня так бездарно причесаться! Сделала себе зачем-то огромные букли. Глядя на меня, можно было просто надорваться от смеха. А Р. даже не улыбнулся: «Неужто сама госпожа Мина к нам пожаловала, собственной персоной?! Прошу вас, сударыня…» Скорее всего, это он от смущения: на мне было сногсшибательное платье — длинное, зеленое. Он всегда от смущения начинает грубить. Ну и пускай! На прощанье он все искал, что бы такое мне подарить. Я ему сказала — пусть лучше купит себе новый носовой платок. У него в гостях я чувствовала себя очень… уж и не знаю, как сказать… настоящей женщиной, вот! Я впервые в жизни ощутила, что мне уже не восемнадцать! Влад дуется; я пыталась ему объяснить — бесполезно. Простыня опять вся в ужасных пятнах. Он снова улегся на раскладушку. Честное слово, иногда я завидую мужчинам! Что-то часто стала кружиться голова…

28.VII. Утром по дороге на работу — страшный скандал в автобусе. У кого-то что-то украли. Водитель остановил машину и не открывал двери, а потерпевший обыскивал всех подряд, пока не нашел свой бумажник на полу под ногами. Мы все просто кипели от возмущения. Интересно, что было бы, если бы вор подсунул бумажник кому-нибудь в карман? Ну и рожа была бы у этого бедняги! Голова стала кружиться все чаще. Влад снова смотрит на меня как-то странно. С любопытством, что ли…

29.VII. Влад вернулся со стадиона пьяный в дым. Глаза красные, рот перекошен. Колотил в дверь ногой, пока я не открыла. И такого мне наговорил — господи, я просто ушам своим не верила! Подлец! Мерзавец! Ублюдок! «Эй, ты, хватит с меня твоих выкрутасов, сыт по горло!» Угрожал, что изобьет меня, и заставлял стаскивать с него ботинки. Его вырвало прямо на ковер в гостиной. О боже, за кого я вышла?!!

16 часов 09 минут

Что можно сказать о женщине, которая в полном одиночестве пьет кофе у себя на кухне? Мы далеки от мысли идеализировать нашу героиню, но вовсе не желаем представить ее мещаночкой, напрочь лишенной искры божией. Сейчас наша задача — по возможности верно описать то, что с ней происходит, не навязывая ей своей точки зрения. Словом, давайте-ка положимся на готовность Мины П. оставаться литературным персонажем. Попытаемся же объяснить то обстоятельство, что внезапно пальцы у нее разжимаются сами собой и кофейная ложечка — самая обычная ложечка из самой обычной нержавейки — со звоном падает на пол. Мина лениво наклоняется, рассеянно шарит под столом и кладет ложечку обратно на столик. Как приятно ни о чем не думать! Держа чашечку тремя пальцами, она не спеша отхлебывает по глоточку; безымянного пальца с обручальным кольцом и мизинца не видно — словно маленькие зверьки, они дремлют, свернувшись калачиком, в глубине ладони. Лицо Мины и каждый мускул ее тела полностью расслаблены; после каждого глоточка рот так и остается полуоткрытым. Можно подумать, все ее существо исполнено безмятежности и покоя, но это всего-навсего обычная усталость — ведь она только что закончила стирку. А чтобы перебороть усталость, чашечка горячего крепкого кофе просто-таки необходима! Мина слегка поворачивает голову — взгляд у нее отсутствующий; обрывки случайных мыслей едва-едва цепляются друг за дружку. Мысли текут сами по себе, Мина не обращает на них никакого внимания; ни одна не застревает в ее сознании, и Мина не испытывает ни печали, ни радости — чудесная отрешенность, прекрасное равновесие внутренних контрастов, самозабвение…