ли не детской, какой-то очень уж простой... Суп варю — о супе молюсь, чтоб он вкусный получался, пол мою — прошу у Бога сил, чтобы домыть его до конца и не растянуться от этого в полном изнеможении... И не то чтобы я это делала исключительно ради собственного благополучия (хотя и на успех всех моих домашних дел я очень надеюсь и желаю его), мне важно другое. Я очень благодарна апостолу Павлу за слова о молитве, включенные им в послание к Филлипийцам: Господь близко. Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания перед Богом, и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе. Вот этого я и ищу, вот поэтому я и молюсь над кастрюлями, магазинными авоськами да бесконечными рубашками,
большими, поменьше и совсем маленькими: чтобы «мир Божий», о котором мне, женщине, невозможно и помыслить, накрепко заключил меня во Христе
Иисусе. Иначе молиться я не умею...
Есть у меня еще одна, помимо хозяйственных забот, отрадная возможность для памятования о Боге. Детки мои, поскольку мать их — женщина современная, то есть работающая, должны посещать соответствующие казенные заведения: детсад, школу, начальную и музыкальную, порой и продленку... Вот и стараюсь я молитвой поддержать их, когда они вдали от меня, не рядом. Вышел ребенок за порог — я молюсь: «Господи, избави его от встречи с лютым, ли
37
хим человеком. Господи Иисусе Христе, помоги рабу
Божьему, сыночку моему, через дорогу перейти благополучно. Помоги, Господи, защити его от всякого зла». Весь распорядок дня я знаю и в садике, и в школе, и на продленке, и день длится, а моя молитва сменяется другой: «Господи, да будет учение моего сына
во славу Божию. Господи, сохрани дитя мое от простуды на прогулке»... и далее, далее, далее — весь день...
Вот так — маленькой молитвой или большой, молитвой словом или делом, рано или поздно — все-таки дает Господь любящему человеку то, чего он так долго просит и ждет: мира в семье и единодушия в вере.
38
ИСТОРИЯ МОЕГО ПРОЗРЕНИЯ
Ксения:
В Церковь я пришла, когда уже была замужем. Выходила я замуж в глубоком неверии, и моя профессия тоже была абсолютно далека от Бога. Я была тренером по шейпингу. То есть мой муж женился на тренере по шейпингу, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И вдруг, спустя какое-то время, я пришла к вере. Конечно, не случайно: было много проблем со здоровьем во время первой беременности.
Крещена я была в 18 лет: ну, покрестилась, как все, и ушла. Пожив так лет пять, я вспомнила про Бога, когда меня постигли невзгоды. И стала ходить в храм. Поначалу, конечно, не знала никаких правил: что надо говорить, как надо сделать. Может даже с каким-то суеверием приходила. Целовала иконы, ставила свечу. Такой процесс воцерковления шел очень долго. Помогло то, что родители мои тоже пришли к вере. Благодаря болезням, благодаря бедам, которые свалились на
нашу семью. Появилась поддержка, мне стало духовно легче. А муж — он оставался таким, как был. Он смотрел на мое «увлечение» церковью как на хобби: вот, ты одним занималась, теперь другим занимаешься. Позанимаешься — пройдет. Но когда это стало вмешиваться в нашу семью и никуда уже от этого было не уйти, тогда и началась напряженность.
Например, мне надо вычитать вечерние правила. Пока я управлюсь со всеми своими делами, получается поздно. Муж ложится спать, я ухожу куда-нибудь и читаю молитвы. Он приходит и говорит, что ты тут делаешь, что ты тут бормочешь, надо ложиться спать.
39
Вот все и началось с каких-то таких моментов. Потом
он понял, что в воскресенье, единственный выходной,
когда он может быть дома с нами, мы уходим в храм. Чем дальше — тем хуже. Чем глубже я воспринимала свою жизнь в Церкви, тем больше появлялось у мужа ропота. Я стала чужая для него, мы поняли, что у нас разные мировоззрения, я больше не крашу ногти, я больше не хожу на безумных каблуках, я больше не
укладываю волосы по часу перед выходом на улицу. Я надела платочек, я хожу в длинной юбке. Мне было хорошо в этом состоянии, мне ничего не было нужно, я сидела там, внутри себя, как улитка, и ничто внешнее меня не интересовало. А мужу было тяжело это понести, но поначалу он думал, что это блажь, и все пройдет. Но потом начал понимать, что это не проходит, и тут у нас с ним начались очень серьезные конфликты.
Он начал запрещать мне ходить в церковь, он начал запрещать мне причащать детей. А детей батюшка благословил причащать каждую неделю, потому что они были нездоровы. А муж, наоборот, считал, что они болеют из-за церкви. Там толпа, там бабушки, все надышали на ребенка. Все причащаются из одной ложки... Если ребенок заболевал, он сразу кричал: «Это потому что вы были вчера в церкви!» То есть другой причины
болезни ему вообще невозможно было представить.
Когда я приходила к батюшке и расказывала о своем муже, я описывала его таким, каким видела. А видела я его далеко не в лучшем свете. Я говорила: вот, он не дает мне молиться, он не дает мне поститься. Своей неправоты я совсем не усматривала в этом. Я все