Как жаль, что так поздно, Париж!

Пока нас век не доконал
Всех до останков,
Екатерининский канал,
Река Фонтанка
Нам будут сниться по ночам,
Как знак удачи
Всем, кто газету тут начал,
А может, начал.

Здесь наша участь решена
В горячке буден,
Здесь нам профессия дана —
Другой не будет.
Другой не будет потому,
Что нету лучше!
Здесь нас встречали по уму
На всякий случай.
И если тянут, как канат
И как свиданка,
Екатерининский канал,
Река Фонтанка —
Так, значит, все с тобой окей,
Как с птицей Феникс.
И ты напишешь про хоккей,
Футбол и теннис.

И сам Кондрашин, как отец,
Тебя похвалит.
И может, выдаст, наконец,
Зарплату Валя.

Ах, «СЧВ», в любви к тебе
Признаюсь!
В твоей неласковой судьбе
Моя вина есть.

Но ты сомнения отверг —
Живешь, не помер.
И после дождичка в четверг
Выходит номер.

Мы действительно поначалу выходили по четвергам, и в рекламной листовке написали: «В четверг и больше никогда». Так назывался знаменитый фильм Эфроса.

От спортивной газеты у меня остались, во-первых, любовь к футболу (и не только), а во-вторых, замечательные ребята, с которыми я работала. Теперь это уже «солидные» люди, газетные начальники. Сережа Лопатенок – ответсек газеты «Спорт. День за днем», а литературным редактором в ней – Кирилл Легков, Костя Осипов пишет книги о боксе, Боря Ходоровский – «известный петербургский спортивный журналист», как недавно написали о нем «Известия».

Все они пришли ко мне юными, начинающими, но, в отличие от меня, прекрасно разбирались в спорте. И я не обижалась, а смеялась вместе с ними, когда они написали в спецвыпуске к моему дню рождения, что «редактор “Спортивной газеты” ничего не понимает в спорте».

Недавно Кирилл пришел к нам в Союз журналистов со своим сыном Антоном, которого мы с Мариной Скалдиной (ее мне тоже «подарила» спортивная газета) помнили едва ли не грудным. «Магда Иосифовна, определите, пожалуйста, может ли он стать журналистом, он хочет поступать на журфак…»

Ничего себе просьба. Мальчик в одиннадцатом классе, но очень похож на себя маленького. Сколько же это лет прошло! Вот так и замечаешь, как движется время и как мы движемся вместе с ним.

Высшая лига

В следующем году исполнится шестьдесят… Давным-давно, когда был мальчишкой и начинал играть, шестидесятилетние казались древними стариками, ископаемыми. Через год он станет ископаемым. Почему через год? Он уже ископаемый…

За иллюминатором – ослепительно белый плотный туман. Смотреть в иллюминатор тягостно. И тягостно думать, что – стар, стал брюзгой, испортился характер, а Полина, конечно, забыла положить синие носки, в которых только и можно выходить на игру, иначе проиграем.

В гостинице, распаковав тяжелую, длинную, как ракета, сумку, увидел: про носки Полина позабыла. «А-а, – подумал с раздражением, – все равно проиграем».

* * *

Володе Сорину снился судья. Он оглушительно свистел над ухом, и Володя проснулся. Солнце теплыми квадратами лежало на полу, в одном из квадратов босиком стоял Саша Григорьев по прозвищу Гриня и брился свистящей японской бритвой.

– Это ты свистишь, – сказал Сорин, натягивая на плечи простыню, – а мне приснилось, что судья.

Гриня засмеялся:

– Ну и сны у вас, сэр! Мне лично снятся женщины.

Когда шли на завтрак, встретили главного тренера. Он возвращался к себе в номер и был таким, как всегда, неулыбчивым, недовольным. Здесь, в тбилисской гостинице, где с самого утра солнце вламывалось в окна, было особенно неприятно видеть его угрюмую уходящую походку.

«Ну, опять», – сникнув, подумал Сорин, а Гриня сказал, усмехнувшись:

– Наверно, носки синие забыл, вот и злится.

Вечером проиграли. В последнее время проигрывали часто, чаще, чем выигрывали. Ни на кого не глядя, Юрий Михайлович ушел из зала.

– Больно смотреть на тренера, – по-русски, но с сильным акцентом сочувственно сказал женский голос сверху, когда Юрий Михайлович проходил под балконом.

Он поднял голову: свесившись, на него смотрели люди. Поймав его взгляд, улыбались. Обыкновенные люди, никто не хотел ему зла. «Больно смотреть на тренера». У женщины получилось: «трэнэра». Яркие, оживленные грузинские лица. Все радовались своей победе, но никто не хотел ему зла.

На душе вдруг полегчало, раздражение ушло. Пустой номер – выиграть в Тбилиси, кто этого не знает? Ничего страшного, что не выиграли. Он со спокойным лицом вошел в притихшую раздевалку.

– Разбор будет? – озабоченно спросил второй тренер.