«Как заводить друзей и выигрывать в квиддич» (ЛП)

Онода никогда раньше не нарушал комендантский час, но, поскольку он был постоянной целью для издевательств в детстве, он всегда хорошо умел становиться незаметным и куда-то прокрадываться. Хоть раз он был благодарен за несчастное время в начальной школе, потому что на удивление легко проскользнул незамеченным из гостиной Хаффлпаффа, мимо призраков и через Большой зал, несмотря на то, что мысли его уходили от настоящей ситуации и цеплялись за другие темы.

Другой темой, в данном случае, конечно, был Манами.

Онода не ожидал, что Манами в первую очередь подойдет к нему, и он определенно не ожидал, что тот будет все еще носить его перчатки, даже спустя столько времени. Может, он взял их просто потому, что руки замерзли? Но… Поначалу Манами не хотел носить их, и, судя по тому, как он подрос за последний год, было непохоже, что они на него налезут.

Только когда Онода выскользнул за тяжелые двери, ему в голову пришло, что, возможно, это был план с целью вовлечь его в неприятности, и Манами вообще даже не намеревался встречаться с ним, но раньше, чем суметь действительно запаниковать, он заметил Манами, стоящего в нескольких шагах и смотрящего на него.

— Привет, — жалко сказал Онода, посильнее сжав метлу, когда закрыл за собой дверь.

Не ответив на его приветствие и вместо этого просто сказав: «Следуй за мной», Манами взобрался на метлу и взлетел в ночь.

Онода не имел понятия, что планировал Манами, но он уже зашел настолько далеко и не мог на самом деле думать о причине, чтобы вернуться, поэтому он забрался на метлу и взлетел следом.

Манами, как оказалось, не улетел далеко — он парил рядом, явно ожидая Оноду. Убедившись, что Онода увидел его и следует за ним, он повернулся и направился туда, куда хотел их отвести.

Онода никогда раньше не летал ночью, и он, конечно же, не летал раньше так близко к зданиям (не говоря уже о самом замке, который представлял собой колючую мешанину башенок, и скульптур, и прочих штук, в которые он мог легко врезаться в темноте, если не будет осторожным), но свет луны был достаточно ярким, и в этот раз Манами, кажется, не был заинтересован в том, чтобы устраивать гонку. Он летел довольно медленно, часто оборачиваясь, чтобы убедиться, что Онода по-прежнему держится за ним, и скоро они взлетели к самой высокой из башен замка — Астрономической башне, понял Онода, и Манами изящно приземлился на крышу с видом кого-то, кто делал это уже много раз.

Приземление Оноды вышло намного более неловким, но он надеялся, что Манами был слишком занят, устраиваясь поудобнее, чтобы заметить. Он, может, и не каменел от вида высоты больше, но все еще не любил ее, и пространство, отведенное ему для того, чтобы приземлиться и сесть, было тревожно маленьким.

Как бы то ни было, Оноде удалось, и он неловко уселся на крыше на небольшом расстоянии от Манами, скрестив перед собой ноги, чтобы усесться понадежней и не свешивать их за карниз. Только когда он был относительно уверен, что не соскользнет, если отпустит руки или подвинется, он набрался достаточно смелости, чтобы залезть в карманы и вытащить перчатки.

— Я… эм… принес их, как ты просил, — неловко сказал он.

Манами безмолвно принял перчатки, которые Онода протянул ему. Даже при плохом освещении Онода заметил, что, хотя лицо Манами по-прежнему было бесспорно красивым, было в его внешности что-то неестественное и сдержанное. Лицо его было напряженным, чего Онода не мог вспомнить, чтобы видел раньше, и было похоже, что он недосыпал, что для Манами, как думал Онода, было невероятным.

Тишина вокруг них становилась все тяжелее, пока Манами не прервал ее вздохом.

— Я разозлился после матча и вообще не хотел разговаривать с тобой снова, — прямо сказал он, и Онода похолодел. Он почти боялся услышать то, что будет сказано дальше, когда Манами продолжил: — Но пришел Джинпачи и обсудил это со мной. Он сказал, что я не должен полностью разрывать связи с тобой только потому, что наше… соперничество не принесло тех результатов, которые, как я думал, я хотел, и, думаю, он прав. По крайней мере, думаю, я должен тебе объяснение. И извинение, если ты его примешь.

Все это было даже большим, чем то, на что он надеялся, и Онода с бешено колотящимся сердцем поспешно выпалил:

— Да, конечно! Я определенно принимаю твое извинение, и пожалуйста, не беспокойся — если что, это я должен извиняться!

Манами уставился на Оноду, и выражение неподдельного и неприкрытого недоверия на его лице в результате шумных заверений Оноды говорило о том, что у него не было ни малейшей идеи, как на это реагировать. Однако наконец уголки его губ изогнулись, и он рассмеялся. Чистый звук его голоса разнесся в ночном воздухе подобно звону колокольчика.

Онода был очень смущен (и более чем немного обеспокоен, что шум оповестит кого-нибудь об их присутствии), но большая его часть была просто очарована видом искреннего счастья на лице Манами, и он не собирался быть тем, кто в этот раз заберет это счастье.