— Что вы… с ним сделали?
— Э, — пожал плечами Аракита. — Просто приклеил его язык к небу. Это полезно, чтобы заставить людей заткнуться.
— А это… это было действительно необходимо? — почувствовал себя вынужденным спросить Онода. — В смысле он уже уходил, и теперь, если он расскажет кому-нибудь из профессоров, что вы сделали, у вас будут проблемы. Разве это…
— Слушай, мелкий, для тебя, наверное, не будет гребаным шоком, что у меня нет особых проблем со сквернословием, — резко сказал Аракита, — но есть несколько оскорблений, которые я никому не спущу, если услышу. Профессора могут поцеловать меня в задницу — он сам напросился.
Онода нахмурился, копаясь в памяти.
— Что он сказал? Погодите, это было… это было «грязнокро…»
— Блядь, да не говори это! — Аракита развернулся к Оноде, и его глаза загорелись. — Хочешь, чтобы и тебя заколдовал?
— Н-нет, — пробормотал Онода, невольно делая шаг назад.
— Я так не думаю, поэтому не повторяй. Господи.
— А что это значит? — наконец спросил Онода, чувствуя, что не получит ответа. — Никогда раньше его не слышал.
— Тогда тебе повезло, — фыркнул Аракита, но он вовсе не казался особенно злым на Оноду. — Наверное, в первый год у тебя были друзья получше, чем у меня. Некоторые используют его для обозначения волшебников, которые родились от маглов, — это значит «нечистая кровь». Это означает мерзость или… не знаю, нечистоплотность или еще какое-то дерьмо? Да все равно, ненавижу это ебаное слово.
В глазах Оноды отразилось понимание.
— Аракита, сэр… вы маглорожденный? Как… как я?
Аракита прищурился.
— Я уже говорил тебе не называть меня «сэр», но все равно. И нет, я не маглорожденный, но все-таки понимаю, как херово, когда тебя не считают за человека из-за чего-то, с чем ничего нельзя поделать.
— О. И поэтому… поэтому вы помогли мне? — спросил Онода.
Аракита уклончиво пожал плечами.
— Не совсем.
— Тогда почему?
— Ты слишком много требуешь в этот вечер, — сказал Аракита, хотя это снова звучало значительно менее раздраженно, чем Онода мог от него ожидать. — До сих пор не могу понять, почему ты не поднял шум, когда вся эта хрень с Мачимией началась. Знаешь, что они говорят о хаффлпаффцах, четырехглазый?
— Н-нет… — ответил Онода, немного напуганный явной сменой предмета.
— Они говорят, что мы кучка недоумков, — сказал Аракита, презрительно скривив губы. — Мы должны быть честными, и усердными, и преданными, и прочее дерьмо, и некоторые долбоебы при этом представляют радостных слабачков, которые прогнутся как угодно, если это поможет избежать столкновения. Но на самом деле мы не такие. А знаешь какие?
— Какие?
— Мы люди, которые стоят за своих, вот так, — сказал Аракита, резко ткнув Оноду в грудь. — Так что в следующий раз, когда кому-то взбредет в голову докопаться до тебя, подойди ко мне, и я заставлю их убраться. Если они связались с тобой, они связались со всеми нами, ясно?
— Н-но вы не обязаны! То есть… если проблема во мне, то…
— Ебаный в рот, четырехглазый, ты в самом деле думаешь, что дело только в тебе?
— Но Мачимия был прав — это моя вина, что мы проиграли наш первый матч, — сказал Онода, и жар прилил к лицу, когда он вспомнил о своем позоре. — Если бы я был лучше, тогда…
— Тогда ничего, — недоверчиво сказал Аракита, окончательно обрывая протесты Оноды. — Ты что, блядь, шутишь, что ли? Ты думаешь, ты первый ловец, проигравший матч, или ты считаешь, у тебя должно было получиться идеально с первой попытки? Тебе все еще как до луны до того, чтобы быть таким дерзким.
От смущения Онода покраснел еще сильнее. После таких слов он сообразил, что это действительно немного самоуверенно — думать так, но…
— И во-вторых, — продолжил Аракита, загибая пальцы, — что с того, что ты облажался на квиддичном матче или родился в семье маглов? Если бы не что-то из этого, они бы нашли что-нибудь еще, чтобы сделать тебе больно.
— Что-то?
— Это тактика, которую некоторые слизеринцы особенно любят, — сказал Аракита, — убирать противников, воздействуя на них психологически. Физическое насилие обычно не их конек, а вот психологическая война как раз та хуйня. Вот это Мачимия и делал. Это всего лишь дурацкая стратегия — заставить тебя поволноваться или уйти перед завтрашней игрой, господи боже. Он, вероятно, делал это со всеми противниками, не только с тобой.
— Но как вы можете точно знать?
— Поверь мне, я знаю. Кое-кто пытался опробовать это на мне несколько лет назад.
— Правда? — удивленно спросил Онода. Он не хотел говорить это, но слово вырвалось раньше, чем он смог остановить себя. Мысль о том, что над кем-то таким страшным и сильным, как Аракита, издевались, была… абсурдной.
(И, несмотря на то, что это было не его дело, он не мог не заинтересоваться, какое «слабое место» было у Аракиты.)
— Ага, — продолжил Аракита, по-видимому безразличный к словам Оноды, — но его давно нет, так что не о чем беспокоиться.
— Что вы сделали?
— А? В смысле что я сделал? — спросил Аракита.
— Ох, э… простите, — поспешно извинился Онода. — Я хотел спросить, как вы… разобрались с этим, наверное?
— О? И как ты думаешь, что я сделал?
Онода посмотрел на него.
— Я не…