Как воспитать монстра. Исповедь отца серийного убийцы

— Но зачем ты добавлял химикаты в эти вещи? — спросил я.

— Просто эксперимент.

— Что за эксперимент, Джефф?

— Просто эксперимент. Чтобы посмотреть, что произойдет.

— Но какой в нем смысл?

Последовало знакомое пожатие плечами.

— Никакого смысла. Я знаю, что это глупо, папа, но я просто люблю экспериментировать.

Но это был настолько глупый, настолько совершенно бессмысленный и детский эксперимент, что я решил разобраться в нем немного подробнее. Я обыскал гараж, затем спустился в подвал. В гараже я ничего не нашел, кроме густой черной жидкости в том месте, где моя мать держала свои большие металлические мусорные баки, и я предположил, что это не что иное, как остатки мяса и овощей, которые она регулярно оставляла в банках. В подвале я нашел только то, что мог ожидать — вещи на складе, старый кинопроектор, старые лампы, рождественские украшения, немного дров, а также стиральную машину и сушилку моей матери.

На следующий день я вернулся в Огайо. По дороге я позволил себе поверить Джеффу, принять все его ответы, какими бы дурацкими они ни казались. Я позволил себе поверить, что мой сын не собирался делать с пистолетом ничего противозаконного и что запахи, которые моя мать обнаружила в подвале и гараже, исходили от высушенных останков мертвого енота.

Моим самым большим заблуждением было то, что почему-то я решил, что есть какие-то «красные линии», которые ему не пересечь. Это были линии, отделявшие вред, который он причинил себе, от вреда, который он мог причинить кому-то другому. В самом общем смысле я знал, что Джеффу не удалось устроить свою жизнь. Я знал, что он плохо учился в школе и потерпел неудачу в армии. Я знал, что он не смог найти ничего, что могло бы его заинтересовать или к чему он мог бы привязаться. Я знал, что он не смог поддерживать длительные отношения ни с кем, кроме своей ближайшей семьи.

Я также должен был признать, что у Джеффа была и темная сторона, хотя я не позволял себе думать о том, к чему эта темная сторона может привести.

Итак, моя жизнь превратилась в упражнение в избегании и отрицании. Я хватался за каждую надежду, избегал любой неприятной правды. В последующие месяцы мои беседы с Джеффом продолжались в том же самолете под наркозом, в котором они находились с тех пор, как он был подростком. Мы разговаривали, но не разговаривали. Я внес свои предложения. Он принял их. Он отмазывался. Я принял отмазки. Это было так, как если бы мы договорились говорить только половинками предложений, сообщая только то, что было безопасно передавать, и никогда не пытаясь преодолеть стену, которая возникла между нами.

Теперь, когда я думаю о тех последних днях, я вижу себя в каком-то ментальном напряжении, наполовину ожидая какого-то внезапного удара, но вопреки всему надеясь, что он никогда не ударит. Я смирился со стеной, которая отделяла меня от моего сына. Я даже стал думать об этом не столько как о стене, сколько как о щите, который нужен нам обоим, если мы вообще хотим общаться. Это было так, как если бы мы договорились говорить только о самых банальных вещах, потому что каждый из нас знал, что есть и другие вещи, которые, если честно взглянуть им в лицо, разлучат нас обоих. Мы молчаливо договорились строго ограничить темы, о которых мы могли бы говорить. Мы бы обсуждали только самые тривиальные вещи в жизни, и пусть все более глубокие и тревожные вопросы исчезнут из наших разговоров. Мы бы жили в мире поверхностных обменов мнениями, и пусть все остальное останется невысказанным. Эту ужасную тишину мы называли покоем.

Глава 7 Охотничий сезон

К осени 1988 года было гораздо, гораздо больше вещей, которых я не знал о своем сыне, чем я знал о нем. Например, я не знал, что он уже убил четырех человек, двоих из них в подвале дома моей матери.

Еще я не знал, что его дважды арестовывали за непристойное поведение, сначала в 1982 году, а затем в 1986 году. Я не знал, что в 1985 году, когда он сидел в библиотеке Вест-Эллис, мужчина передал ему записку, в которой говорилось, что если он хочет «поработать ротиком», то пусть приходит в мужской туалет на втором этаже. Позже Джефф скажет, что именно эта записка отправит его по спирали вниз со все возрастающей скоростью — сначала в бани, где он вырубал различных гостей наркотиками, и потом «возлежал» с их неподвижными телами, а затем на еще более непостижимые глубины.

Джефф после первого ареста

* * *

26 сентября 1988 года Джефф переехал из дома своей бабушки в Вест-Эллис. Три года назад он устроился в кондитерскую «Амброзия» в Милуоки и сказал мне, что хочет жить поближе к своей работе. Кроме того, он сказал, что хочет жить сам по себе.