Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

— Вепря! Ты маленький был, я тебя на руках качал! — напомнил Чудород.

— Врет! — отрезал бортник.

— Все равно возьмите… и бросьте где-нибудь по дороге, подальше отсюда, чтобы Матрена не нашла!

— И не стыдно тебе, ты бабы боишься? — спросил с укоризной Добрило, словно не он осенью от этой же бабы в пруду прятался.

— Не стыдно! — с гордостью ответил Чудя. — У меня такая баба, что ее все боятся — и я тоже… возьмите меня с собой! Она драться лезет — и все из-за тебя, Добрилушка!

Бортник вопросительно посмотрел на Чудорода.

— Да! Говорит, раньше вы пчел в деревню водили, а теперь — на тебе! — дракона привели. И я, говорит, с вами заодно… А ты добро-то не помнишь, какое я тебе делал?

— Какое ты мне когда добро делал? — удивился бортник.

— А вот: помнишь, я тебя бить не стал, когда она велела?!

Щуплый маленький Чудя наступал грудью на здоровяка Добрилу, требуя ответа.

— Бери с собой!

— Ну что, Вепря, как ты решишь? — спросил бортник.

— Я вас три дня караулю, когда вы в столицу пойдете!

Тут в шалашике послышалась возня и наружу выглянуло щекастое Дунькино личико, сонно обводя всех карими отцовскими глазками.

— Это кто, Дунька?! — изумился Чудород.

— Нет, хрюнька! Мы что, по-твоему, должны были чужого ребенка украсть и в Киев унести? — рассердился Добрило.

— Вы совсем уже рехнулись, — ругался Чудя, пристраиваясь за санками. — Девчонку тащите! Нипочем не дойти нам до Киева, замерзнем по дороге или волки нас съедят.

— Хорошо-то как, Чудородушка, что ты с нами увязался, — мрачно сказал Добрило. — Так весело с тобой!

Они все трое оглянулись на Березовку и вздохнули: сзади оставались дома и теплые печки, а впереди — снег и холод.

— И-и-их! — крикнула Дуняшка и полезла из шалашика. Она проснулась и желала развлекаться, лучше всего — валяться в снегу.

— Вот он, самый веселый наш товарищ, — сказал с улыбкой бортник, запихивая девочку назад в тепло. — Вот, кто ничего не боится! Поехали, милая, деда тебя на саночках покатает.

Во все дни Коляды между деревнями ходил и ездил на телегах народ — в основном молодые парни в гости к девушкам или драться на кулаках. Так что по лесу шла нахоженная дорожка, прикрытая упавшим за ночь снегом. Путники бодро топали по ней, но уже разгорячились и чувствовали, что путь предстоит нелегкий.

— Ты песни петь обещал! — пыхтя, напомнил Чудороду Добрило.

— Потом! — пропыхтел тот в ответ. — Вечером. Или лучше завтра.

В ложбинке снегу было больше и дорожка совсем исчезла. Сугробы там лежали Веприку по пояс. Могучий бортник брел впереди, за ним, расчищая путь, ехали санки. Чудород, как по скатерти, трусил по расчищенной тропе позади санок и гудел:

— А когда дороги совсем не будет, ляжем в снег и замерзнем, бедные… Добря, ты не знаешь, волк откуда есть начинает — с головы или с ног? Не хочешь говорить… ну, я лучше Веприка спрошу, он охотник, знает, наверно. Вепря, ты не знаешь…

— Ты о чем-нибудь хорошем говорить можешь? — возмутился наконец Добрило, вытащив санки из ложбинки и остановившись на минуту.

— Ладно, Добренька, ладно… о хорошем? Сейчас поговорим…

Чудя погрузился в размышления, бормоча себе под нос, и некоторое время березовцы шли молча — к большой своей радости. Добрило нырнул в новую ложбинку и поплыл в снегу, расчищая проход. «А и правда — как же мы вот так пойдем всю дорогу? — подумал Веприк. — Ведь и упадем и замерзнем… и волки нас, пожалуй, съедят. С головы они начинают или с ног?… Тьфу ты!» Впереди бортник скинул верхнюю одежду и шагал в рубашке, а от него во все стороны валили клубы теплого пара. Но Чудя в конце концов снова разинул свой болтливый рот:

— Ох, чудо чудное! Сейчас пирог с печенкой нашел! Горячий! Вку-у-усный! Ам!

Добрило от неожиданного такого заявления встал, как вкопанный, и уставился на Чудорода. На Чудорода он смотрел недолго: упустил санки и они поехали вниз, сбили Чудю с ног и похоронили под собой.

— И-и-и-их! — крикнула довольная Дунька и снова полезла из мехового домика.

— Чудя, ты что? Какой пирог нашел? — с беспокойством спросил Добрило, снимая с товарища санки и возвращая Дуняшку в гнездышко. — Ты как себя чувствуешь? Головой не стукался?

— Я очень хорошо себя чувствую, — кротко ответил Чудя, лежа на спине в снегу. — А по голове ты меня только что санками стукнул… А про пирог я наврал — ты ж просил сказать что-нибудь хорошее.

— Ах ты бессовестный! Что ж ты, не мог по-настоящему что-нибудь хорошее сказать?! Обязательно врать надо?

— А что по-настоящему у нас есть хорошего?! — завопил Чудя. — Одни, заблудились в лесу дремучем! До костей промерзли!

— Кто заблудился — посреди дороги?! — заорал на него Добрило. — Где ты дремучий лес нашел? Кто промерз? Чудя! Пойди поближе, я тебе, болтуну дырявому, ноги оторву!

— Ты еще хуже Матрены, — надулся Чудя, вылезая из оврага. — Уже и сказать ничего нельзя…

— Я с ним с таким не пойду, — жаловался на ходу бортник Веприку. — Оставим его в соседней Березовке, а то он нам все уши проговорит… Ах ты, озорник! Ну-ка, слезай с санок.

— Ну и слезу! — пискнул Чудя. — Уж и посидеть нельзя…