Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

Из низкой просторной избы с шумом вывалились бортники, на ходу оживленно о чем-то споря. Первым шел Бобр, смотрел он назад. Споткнувшись об одного из малышей, он свалился наземь, повалив еще несколько детишек. Некоторые остались на ногах, и об них споткнулся шедший следом Бобрец, а оставшихся внучат сшиб Добрило, который накрыл семью своим грузным телом, словно туча набежала. Взрослые и дети плакали, смеялись, ругались, возились, пытались встать на ноги и мешали друг дружке.

— Ты что же под ноги не смотришь? Опять калечишь мне детишек! — заругался Бобрец на Бобра, подбирая с земли одного из малышей.

— А ты что же не своих подбираешь? — сердито спросил Бобр, отбирая ребенка.

— Как же не своих, это же мой Бояшенька, — заявил Бобрец, утягивая ребенка к себе.

— Какой это Бояшенька! Это ж моя Малушенька! — отвечал Бобр, плюнув на ладонь и пытаясь оттереть с детского лица толстый слой грязи.

— Отстаньте от меня, — завопил ребенок. — Я вообще не из ваших, я соседский!

— Вепря! Ты чего? — крикнул Добрило, барахтаясь на внучатах, которые из озорства нарочно теперь мешали деду подняться.

— Не, я так! Ничего! — торопливо ответил Веприк и пошел восвояси. Не смог он решиться оставить маленькую сестренку в этом разбойном приюте.

Тут как раз пришлось ему проходить мимо двора старосты Пелгусия. У Пелгусия была дочь, сама уже старушка. Жили они теперь с мужем вдвоем: дочери жили в другой деревне, а Пелгусия змей утащил. Они были Лешакам дальними родственниками.

— А что? — подумал Веприк обрадованно. — Скучно небось старикам одним-то! Будут на Дуняшку смотреть и радоваться, баловать ее, у печки сушить.

Бабушка Груня была как раз на улице.

— А! — сказала она. — Лешачонок! Плохо без мамки-то? Ох, как плохо… И без тятьки. Говорил ведь мой тятя, чтоб не безобразничали — не послушались. Даже Дунька ваша, озорница какая… Вот оно все, как получилось-то! Ох…

«Ну тебя с твоими охами!» — сердито подумал Веприк и побрел домой.

Он думал о том же — о чем, говоря по совести, подумал в самом начале — Дуняшку надо было брать с собой. Не хотел он ее оставлять, наоставлялся уже. Придумать только надо — как бы это сделать?

Вечером пришел Добрило.

— Ты чего приходил-то? — спросил он.

Веприк рассказал про возвращение голубки и про свои находки.

— В Киев мне теперь надо скорей, — сказал он. — Пускай этот Креонт, фукидидов знакомый, мне письмо прочитает. Греки — народ знающий, может еще что-нибудь посоветуют.

— Надо же! Вернулась все-таки голубка! — удивлялся Добрило. — Вот такая птаха малая, а молодец какая! И ниточку к лапке привязали, видишь, значит побывала она у самого змея в норе… Ты хочешь — оставь Дуняшку твою у нас, ей там с ребятами весело будет.

— Нет! — сказал Веприк. — Я ее решил с собой взять.

— Так я и знал! — сердито отозвался бортник и стукнул себя по колену.

Мальчик удивленно на него уставился: что Добрило мог знать, если сам Веприк еще утром бегал по деревне и искал, с кем сестренку оставить?

— Ты маманю потерял. Ты батяню потерял. Был у тебя друг греческий, так ты и его дракону отдал, — перечислил Добрило. — Конечно, теперь ты боишься один на свете остаться, я бы и сам боялся… Придумать надо только, как мы сможем девчонку с собой увезти… А что ж ты думал — без меня пойдешь?! — и могучий бортник от души расхохотался.

У Веприка сразу на душе легко и весело стало — боялся он идти, а больше всего — за Дуняшку боялся, но с Добрилой, конечно, — это почти, как с отцом, не страшно. Он показал товарищу, свое изобретение — плетеные из толстых веток санки, посередине которых возвышался сплетенный из тех же ветвей шалашик.

— Я на шалаш шкурки теплые одену, да внутри меха положу, да Дуньку в шкуру закутаю — тепло ей будет! — объяснил он. — Так и будет сидеть в домике всю дорогу.

— А я санки тащить! — весело подхватил бортник. — Ты-то сам с таким грузом далеко не уехал бы!

Решили полпути идти в обход и ночевать в деревнях, а потом — срезать через лес. В лесу зимой безопаснее: волки по глубокому снегу лазать устают, уходят в степь или разбойничают возле человеческих поселений. Добрило налил в большую миску молока и поставил на улице — молоко замерзло, его можно было брать с собой, как пирог, и откалывать Дуняшке по кусочку. Собрали одежду, свеновы монеты, меха — все, что Веприк наохотничал с Малом, привязали на санки мясо, хлеба запас, репы, мед в горшочке, посадили в меховой шалашик сонную Дуньку и утром, чуть свет, надев лыжи, пустились в путь.

— 16 ПО ЛЕСАМ С ДИКИМИ БЫКАМИ

Сначала шли очень хорошо: Добрило тащил санки, Веприк следил, чтобы они не свалились на кочке, а Дунька спала в шалашике. Веприк сунул ей под меха руку — там было горячо, как у печки. Вышли из деревни, забрались на пригорок к березовому лесу, но тут из оврага послышался несмелый голос:

— Мужики! Эй! Возьмите меня с собой! Я вам по дороге песни петь буду!

Путники оглянулись и обнаружили Чудю — тепло одетого и с котомкой за спиной. Поверх собственной меховой свитки он напялил еще матренину, слишком для него просторную.