Как в первый раз

Пенелопа задрожала. Она ужасно хотела его… и боялась. Ведь он мог ее уничтожить. И тогда она потеряет уважение всех его родственников. Конечно, они будут смотреть на нее с жалостью и опускать глаза. А за спиной будут шептаться, – мол, они знали, но она не захотела их слушать. И их отношение к ней навсегда изменится.

Тут Эван наклонился и прикоснулся губами к ее губам.

– Однажды ты мне доверишься, Пен. Поверишь в меня. А все, что я могу сейчас, – это ежедневно доказывать тебе, что ради нашего общего будущего стоит держаться до конца.

Он еще раз прикоснулся к ее губам. И Пенелопа ответила на его поцелуй – ответила с отчаянием и страстью, которую до того сдерживала из последних сил.

Но Эван чуть отстранился и помотал головой.

– Нет, не целуй меня так.

– Как именно? – прошептала она.

– Ты целуешь меня так, как будто думаешь, что это – в последний раз. – Он нежно прикоснулся к ее губам. – Но это – не последний раз, Пенелопа.

– Да, хорошо, – кивнула она. Сегодня, если он так и не уйдет, у нее не хватит сил выставить его. Она прислонилась головой к стене и вскинула подбородок – как бы подставляя губы для поцелуя.

– Я чертовски тебя хочу, – пробормотал Эван.

– А я – тебя, – ответила она шепотом и прикрыла глаза.

– Пойдем посмотрим телевизор, – сказал он неожиданно.

Глаза ее распахнулись.

– Телевизор? – пробормотала она в растерянности.

Он утвердительно кивнул.

– Да, какое-нибудь шоу. Чтобы я мог хорошенько посмеяться.

– Но как же… – Она взглянула в сторону лестницы, ведущей в спальню.

– Позже. – Он снова провел губами по ее губам. – А сейчас я докажу тебе, что дело не только в сексе.

Лежа рядом с Пенелопой на диване, Эван положил ладонь ей на живот. Глаза ее были закрыты, темные волосы разметались, а грудь мерно поднималась и опускалась. Где-то во время третьего эпизода «Первородных» (сериал оказался ужасно пошлым и манерным – как он и предполагал) Пенелопа задремала, и Эван довольствовался тем, что смотрел, как она спала.

Черт возьми, никто из них ему не верил! Все думали, что Пенелопа ему надоест. И, как это ни печально, он не мог их за это винить. Не мог винить сестру и Шейна. И, уж конечно, не мог винить Пенелопу. Ведь они прекрасно знали, как он вел себя все эти годы…

Он снова взглянул на Пенелопу. Во сне она утратила выражение решительной деловой женщины – выглядела уязвимой и хрупкой. Собственно, такой она и была в глубине души, куда никто из ее коллег и знакомых не заглядывал.

И ее уязвимость – его вина. Но как он мог знать тогда, давным-давно, что его жестокие слова, сказанные с целью развести их в разные стороны, будут иметь такой длительный эффект, что будут преследовать его все эти годы?

Но как же ей доказать?.. Как убедить в том, что зацепился за нее сейчас вовсе не потому, что она подвернулась под руку? Что, кроме времени, может ему помочь?

Эван тяжело вздохнул. Наверное следовало начать с того, что… Черт побери, ведь он действительно что-то должен сделать со своей жизнью. Потому что все они правы. Пусть он богат – но у него нет цели. А ему надо чем-то заняться, не бездельничать же всю оставшуюся жизнь…

И ведь он прекрасно знал, чем должен заняться. Совершенно очевидно, что он не испытывал ни малейшего интереса к работе моделью и к рекламным роликам. Не хотел заниматься и радиовещанием. Не мог даже подумать о том, чтобы целыми днями сидеть за письменным столом. Он знал и любил лишь то, в чем по-настоящему был хорош. И Пенелопа правильно сказала про него и тех мальчишек в лагере. Ему это дело очень нравилось, и он с ним отлично справлялся. Когда-то он планировал стать тренером в будущем, когда дни игры закончатся. И вот это время пришло. Пришло раньше, чем он предполагал, и ему до сих пор ужасно не хватало футбола. Так почему бы не заняться этим сейчас? Ведь из-за травмы случилось так, что для него будущее уже наступило…

И было ясно: его останавливало только самомнение и нежелание видеть самого себя кем-то другим, а не футболистом. Но об этом следовало забыть. И поэтому завтра утром он прежде всего сделает несколько звонков.

Играть он больше не может, но игру-то любит по-прежнему, не так ли? И не нужно от нее отказываться, нужно всего лишь… взглянуть на нее по-другому. Он ни разу не выигрывал Суперкубок как футболист, но, может быть, в один прекрасный день выиграет его в качестве тренера.

Нельзя цепляться за утраченную карьеру, за все то, чего он так и не достиг, но был вынужден оставить. Цели нельзя считать недостигнутыми – они просто изменились. У него было чудесное время, а теперь нужно смириться с тем, что оно прошло.

Настало время стать тем человеком, которым гордился бы его отец. А Пенелопа… Когда-нибудь она в него поверит.

Глава двадцатая

На следующее утро Шейн не стал тратить время зря – он появился на пороге кабинета Пенелопы еще до того, как она включила компьютер.

Шейн был в темно-серых слаксах и белой рубашке, с подвернутыми рукавами – так что весь облик его свидетельствовал о том, что он готов к серьезному делу. Закрыв за собой дверь, Шейн указал на стоявший напротив Пенелопы стул.

– Можно сесть?