Как ты смеешь

Теперь это не прекратится.

В статье говорится о том, что полицейские обходят соседей и опрашивают всех жителей здания.

О том, что криминалисты изучают все, что было найдено в квартире, в том числе на ковре.

Мои шлепанцы – оставили ли они следы на полу?

Но тут я вспоминаю, как тренер заставила меня разуться, да и сама была без туфель, проявив невиданное в такой ситуации благоразумие. Подозрительное благоразумие, если подумать.

И тут я вижу последнюю строчку, добавленную как бы походя:

«Детективы начнут просматривать записи камер видеонаблюдения из лобби».

Запись камер видеонаблюдения из лобби.

И перед глазами у меня встает картина: мы с Колетт выходим из здания на цыпочках в полтретьего ночи, она – с кроссовками в руке.

На меня словно обрушивается стена.

И тут приходит второе сообщение от Бет, на этот раз всего три слова:

«Правда выйдет наружу!»

Мы в кабинете тренера. Жалюзи опущены.

Она сидит за столом, а мой телефон лежит перед ней на школьном журнале.

Я никогда не плакала в ее кабинете и сейчас не собираюсь.

– Это Бет тебе прислала? – спрашивает она, кивая.

– Да, да! – я тычу пальцем в экран. – Там были камеры наблюдения, Колетт.

– И что? – отвечает она. – Если бы они увидели меня на записи, думаешь, не сказали бы об этом сразу?

«А как же я?» – хочется спросить мне, но я молчу.

– Тренер, – я пробую зайти с другой стороны. – Они думают, это убийство.

– Никакое это не убийство, – с абсолютной уверенностью произносит она и захлопывает крышку моего телефона – как муху прихлопнула. – Не позволяй себя запугивать, Эдди. Нацгвардия заботится о своей репутации. Для них это плохая реклама.

Я ничего не отвечаю.

– Эдди, – просит она, – взгляни на меня.

Я поднимаю глаза.

– Думаешь, мне хочется верить в то, что Уилл смог такое с собой сотворить? И со мной?

Я киваю.

Что-то в ней на миг приоткрывается – какая-то дверца, ведущая туда, куда ей не хочется заходить.

– Мы же его видели, Эдди, – говорит она, прижимая кончики пальцев к губам. Лицо белеет, как простыня. – Мы видели, что он сделал.

Мне хочется взять ее за руку и сказать что-нибудь ласковое.

– Эдди, – возбужденно произносит она и сжимает пальцы в кулак, – ты должна понять одну вещь. Люди всегда будут пытаться запугать тебя, чтобы заставить что-то сделать. Или не сделать. Или перестать желать того, чего тебе на самом деле хочется. Но этому страху нельзя поддаваться.

– Три дня осталось! – кричит Минди. – Говорят, скауты всегда садятся слева в верхнем ряду. Надо ориентироваться на это место.

Я выпрямляю спину. В странном мирке мы живем – одно слово горластой краснощекой Минди Кафлин, и мне снова не наплевать на финальный матч. На выступление, которое станет нашим пропуском на чемпионат.

Но тренера нигде не видно.

– Почему она все время куда-то исчезает? – вопрошает Тейси из-под бинтов. Она стоит рядом с Кори, а та нервно вращает запястьем, перетянутым эластичным бинтом в том месте, куда приземлилась дрогнувшая нога Тейси.

Эмили тоже здесь. Калека Эмили, что до сих пор расхаживает в своем ортопедическом сапоге – о ней уже почти забыли.

Сколько несчастий вокруг. Как мне до сих пор удалось остаться невредимой?

«А просто мы везучие сучки, – всегда говорила Бет. – Не забывай об этом».

И как только я о ней вспоминаю, она появляется в зале, дефилируя с видом повелительницы.

– Ну что, начнем, котики? – велит она. – А то «Кельты» вам, цыпляткам, вмиг шейки-то переломают.

«Так лучше для всех, – думаю я. – Давай же, Бет. Пользуйся этой властью, пусть она тебя питает. Насыться ею до поры до времени, прошу».

– Чтобы победить, надо блеснуть! – кричит она. Голос ее все громче; он гремит в наших ушах.

– Встряхнули головой! – велит она, и мы повинуемся.

– Хлопнули в ладоши, резче! – велит она, и мы повинуемся.

– Лица такие, будто вы хотите переспать со всем залом! – велит она, и мы сияем в экстазе.

– Улыбайтесь так, будто замуж за них готовы! – приказывает она. Будь у нее кнут, она бы сейчас хлестала им нас по ногам. – Жгите, жгите, жгите!

Мы не щадим себя и выкладываемся ради нее. Три дня до финального матча, а нам пришлось взять в команду еще одну курицу из юношеской лиги. Мы выкладываемся ради Бет, потому что в понедельник вечером хотим продемонстрировать ухмыляющимся «Кельтам» нашу крутость, нашу эпическую дерзость, наше дьявольское великолепие.

Но главным образом мы выкладываемся потому, что наш топот отдается в ушах звоном – неистовым высокочастотным звоном, почти заглушающим звуки хаоса нынешнего и грядущего. Благодаря этому звону нам почти удается игнорировать предчувствие, что все меняется, и что там случится дальше – не предугадать, а главное, не остановить.