Как ты смеешь

А может, и не это главная причина. Может, мы просто пытаемся разрушить ужасающую тишину, избавиться от ощущения, что слабое эхо наших собственных голосов – единственный звук, слышимый в округе. От чувства, что тренер ускользает из наших цепляющихся рук, что, может, ее уже нет. Что у нас нет больше центра, а может, никогда и не было.

Бет – это все, что у нас есть. Но этого достаточно. Ее громогласный рев способен заглушить всю тишину этого мира.

Девчонки рассредоточиваются по раздевалке, потом расходятся, и я остаюсь один на один с затихающим звоном в ушах.

Без тренера никто не считает нужным убрать за собой. Так всегда было при Бет. Пол усеян мусором: пустые банки из-под диетической колы, обертки от жвачки без сахара и тампонов, раздавленные ягоды годжи. Даже чьи-то скомканные стринги.

Я иду, взирая на эти жалкие осколки нашего девичьего существования; под ногами похрустывают разбросанные шпильки.

Сердце после тренировки все еще колотится, и я думаю о том, как блистала сегодня Бет. Я не видела ее такой со второго курса, когда огонь в ней еще пылал. Когда ее не отвлекали мелкие склоки, ее собственные несчастья и скука, наползающая со всех сторон.

Возможно, она еще никогда не была настолько хороша, как сегодня. Будто ничего и никогда она не любила так сильно.

«Вот что сделала для нее тренер, – думаю я. – Она всем нам помогла».

И тут я вижу Бет в дверях тренерского кабинета. Тень, которую отбрасывает ее крошечная фигурка, протянулась через весь коридор.

– Капитан, – говорю я, в надежде сделать ей приятное, – вы нас сегодня загоняли.

Она стоит ко мне спиной, и я не вижу ее лица.

Я подхожу ближе.

Надеюсь, молюсь, что она обрадуется.

Ведь теперь она сама стала тренером, по крайней мере, на время.

– Бет, – повторяю я, – с возвращением на трон.

Солнце заливает все вокруг, и вся ее фигура светится темным золотом. Я останавливаюсь в нескольких шагах от ее янтарного силуэта.

– Бет, – говорю я, – теперь у тебя есть все.

Наконец она слегка поворачивает голову, я вижу лишь намек на профиль, затемненный завесой черных волос.

И тут я понимаю, я вижу, что у нее ничего нет; ничего не осталось. Она думала, что ей нужно именно это, но ошиблась.

– Солнце зашло, прекрасна луна, – тихо произносит она. – Праздным гулякам шляться пора.

И я соглашаюсь с ней. Конечно же, я соглашаюсь.

Глава 25

Вечер пятницы

Мы лежим на капоте моей машины на самом верху южного склона – там, где скала обрушивается вниз на тысячи метров, к самому сердцу Земли.

Мы напились густого сладкого вина, оставляющего на языке липкий налет. Бет называет его вином для бомжей, и мы и впрямь сейчас чувствуем себя бомжами. Бродягами. Полуночными праздными гуляками.

Я забываю обо всем, и мне кажется, что здесь, за мерцающими гранитными стенами ущелий и скал я укрыта от всех невзгод.

Со мной рядом Бет, я слышу ее частое дыхание, она говорит что-то невнятно, прерывисто, слова рассеиваются в воздухе у меня над головой и в небе над нами.

В какой-то момент я перестаю ее слушать и начинаю любоваться своими руками, играя ими на фоне черного неба.

– Ты слышишь, что я говорю, Эдди? – спрашивает она.

– Что-то про темные силы, – наугад отвечаю я, потому что обычно Бет говорит именно о них.

– А знаешь, кого я вчера видела? – спрашивает она. – Кто проезжал на дешевенькой «киа» мимо школы Сент-Реджис?

– Кто?

– Кейси Джей. Твоя соседка по летнему лагерю, с которой вы все лето ходили хихикали в одинаковых топиках. Она тебе еще браслетик с «незабудкой» сплела.

– Это была просто фенечка, – я почему-то краснею. – Ничего она не значила.

– А как она любила лишний раз показать тебе свои накачанные бедра… Я-то знала, что у нее червивая душонка. Но вычислила ее рановато – ты еще не была готова мне поверить. Не хотела верить.

Никогда она меня в покое не оставит. Никогда не забудет об этом.

Но тут она так резко садится, что я чуть не сползаю с капота. Приходится ухватиться за ее куртку.

– Смотри, – показывает она куда-то вдаль, туда, где должен быть Саттон-Гроув, но видна лишь чернота.

Я вглядываюсь во тьму, но ничего не вижу – лишь мерцание далеких огней, город почти уснул.

Под действием винных паров я с чудовищной наивностью начинаю полагать, что Бет считает себя победителем. Стала капитаном, а тренер, уже даже толком и не тренер, с каждым днем сдает свои позиции, и Бет уже незачем держать ее на мушке… она ее отпустит, и Колетт будет свободна.

И все будет кончено. Или почти кончено.

Полицейские узнают правду, и все останется позади.

Бет успокоится.

Или почти.

Я пьяна в хлам.

– …эти ее только ей понятные шуточки, и йога-вечеринки, и пирушки на заднем дворе, – бормочет она. – А вы, как собачонки, собрались у ее ног. Чертова Клеопатра в толстовке. Я одна не купилась на ее уловки.

– Ты одна не купилась, – соглашаюсь я, стараясь отмахнуться от ощущения угрозы, ворвавшегося в мое забытье.

– Но глядя туда, – она обводит рукой темный горизонт, – я могу думать лишь о том, что ей все сходит с рук. Ей все сходит с рук!