Как-то лошадь входит в бар

– Что? А? Не смешно, вижу. Публика трудная, избалованная, на уровне европейских стандартов. Ладно, без проблем, зайдем с другого направления, которое покажет мне ваш вкус. Получите психологический анализ с эмоциональным прикосновением. Еще ребенком я обладал самым точным научным мерилом, позволявшим узнать, какой ребенок популярен, «принят», как говорится, а какой – нет. Я назвал этот измерительный прибор «Шнурок от ботинок». Как он работает? К примеру, взглянем на группу детей, возвращающихся из школы. Идут себе, смеются, разговаривают, шумят. Дети. Один нагнулся, чтобы завязать шнурок. А теперь: если вся группа остановилась немедленно, все как один, даже те, кто оказался к нему спиной и вообще не видел, что он нагнулся, – но и они немедленно останавливаются на месте и ждут, – значит, он свой, с ним все в порядке, он популярен, его все принимают. Но если никто даже не обратил внимания на то, что он остановился, и только в конце учебного года, к примеру, на выпускном, кто-то спрашивает: «Скажите, а что с тем, который нагнулся завязать шнурок?» И вы сразу поймете, что тот – это я.

Маленькая женщина сидит на краешке стула, слегка приоткрыв рот и плотно сжав ноги. И он, делая глоток из термоса, глядит ей прямо в глаза, а затем наконец-то смотрит прямо на меня долгим, глубоким взглядом. Впервые с тех пор, как он начал рассказ, смотрит мне прямо в глаза, – и у меня странное чувство, будто он забирает у маленькой женщины какой-то огонь и передает его мне.

– Туда-сюда, короче, иду я за сержанткой, и в голове у меня крутится: они, видимо, собираются наказать меня за какие-то проступки, которые я сотворил, – но что такое я мог натворить? Я? Самый чудной мальчик во всем лагере, самый что ни на есть простак? Хороший мальчик…

Он с улыбкой подмигивает маленькой женщине и сразу же ищет меня:

– Минутку, скажите-ка, уважаемый судья, это слово вообще еще существует? Еще говорят «простак»? Это имеет какое-то отношение к простатиту?

Ни в голосе, ни во взгляде нет никакой враждебности, и это сбивает меня с толку. Я подтверждаю: да, это слово еще употребляется. Он шепчет его самому себе несколько раз, и я, не устояв перед искушением, тоже шепчу вместе с ним.

– …Либо это как-то связано с моим папой, видимо, его какая-то муха укусила и он внезапно решил, что не все в этом лагере Гадны ему подходит, – то ли наносит ущерб его чести, то ли папа, к примеру, обнаружил, что Гадна имеет отношение к партии Ма́пай[94], а он-то ведь – сторонник Бейта́ра[95], то ли – и это самое логичное – он нашел эротические журнальчики, которые я прятал внутри ящика для жалюзи над окном в моей комнате, и вот теперь вызывает меня на консультацию по этому поводу. Поди знай, с какой стороны тебя настигнет удар.

Он стоит на авансцене, совсем рядом со столиками, засунув руки под мышки. Некоторые зрители смотрят ему в лицо. Другие, погрузившись в себя, пребывают в странном, расслабленном изумлении, будто отчаялись от попыток уследить за ним, но все-таки не могут от него оторваться.

– И тут я улавливаю, что́ она говорит, эта сержантка. Идет она быстро, говорит быстро: мне необходимо немедленно вернуться домой, времени нет, потому что в четыре я должен быть на похоронах. Она не поворачивает голову, словно, уж не знаю, боится на меня взглянуть, и все время, не забывайте, у меня перед глазами ее задница, которая, безусловно, нечто выдающееся. Правда в том, что задница – это, безусловно, главнейшая из тем. Скажите, мужики, положа руку на сердце… На сердце, говорю, тринадцатый столик! Между нами, видели ли вы хоть один раз женщину, которая довольна своей задницей? Хотя бы одну такую женщину под солнцем вам довелось увидеть?

Он продолжает говорить. Я слежу за движением его губ. Он машет руками, улыбается. В моей голове сгущается белый молочный туман.

– Вам, конечно, это знакомо, когда она стоит перед зеркалом и смотрит назад с одной стороны, а потом и с другой стороны… Кстати, женщины, когда речь идет об их задницах, могут поворачивать голову на триста шестьдесят пять градусов, без проблем, гарантированно! Научный факт! Так, кроме них, могут двигаться еще только подсолнух и коленвал в двигателе. Ну вот, она поворачивается вот так…

Он демонстрирует и, оступившись, едва не падает на столики, стоящие близко к сцене. Я оглядываюсь. И вижу множество пустот. Маленькие провалы, разверстые в смехе…