Трамвай медленно полз по Бремроук, и мистер Супмарк с тоской глядел в окно. Раньше он любил Новый год, но в последнее время тот перестал иметь для него какое-либо значение. Все эти люди, которые словно в один миг решили забыть о своих горестях, куда ни кинь взгляд: всепрощение, радость и сиропная благодать. Фу. Тошно… И хуже того – повсюду эти смеющиеся дети…
Мистер Супмарк ненавидел детей: они были глупыми, чванливыми и невоспитанными. Маленькие злобные существа, они не упускали случая над ним поиздеваться. Кричали вслед, что он – фонарный столб и дылда, и что в каждом его башмаке можно переправиться через канал. Порой они чем-то в него швыряли, злобные коротышки…
Дети… Мистеру Супмарку доставляли удовольствие слезы и крики детей, когда их наказывают. Временами он останавливался у чьего-нибудь окна, послушать, как кого-нибудь из них стегают плеткой, и жизнь на какое-то время не казалась такой бессмысленной.
Трамвай подошел к станции «Площадь Неми-Дрё», двери разошлись, выпуская пассажиров.
Мистер Супмарк вышел из трамвая и двинулся к огромному мрачному зданию «Ригсберг-банка».
Бросив раздраженный взгляд на герб банка, ворона с монетой в клюве, – он подошел к двери.
Автоматон в черной форме с золочеными пуговицами открыл перед ним двери, и он вошел в вестибюль, отряхивая пальто от снега.
В канун Нового года «Ригсберг-банк» был, вероятно, самым антипраздничным и горемычным местом во всем городе.
Вестибюль, хоть и был украшен, но все в нем едва ли не кричало о том, что праздник – это вовсе не нечто доброе.
Начать с огромной механической ели. В ней не проглядывало даже намека на праздник. Она покачивалась из стороны в сторону, ее кривые ветви жутко скрипели и тянулись к посетителям, отчего казалось, будто дерево пытается пошарить по карманам всякого, кто окажется поблизости.
Багровая мишура на темных стенах была похожа на застывшие потеки крови, а горы упакованных подарков, расставленные тут и там, даже не пытались скрыть, что они – просто бездушная декорация, и внутри ничего нет. Обычные таблички, которыми были завешаны стены вестибюля, сменили на «праздничные»: «Верни долг – или мы запихаем тебе гуся в глотку!», «Сделай банку подарок – сделай взнос!» И тому подобное…
Не слишком душевно. Впрочем, воротил с верхних этажей и черствых клерк-дам за столами в холле не особо волновали чьи-либо души, кроме тех, которые можно вытрясти.
«Чем “Ригсберг-банк” может вам помочь?» – раздается преисполненный безразличия вопрос, и ваш праздник мгновенно превращается в груснятник, упадник и беспросветник. А сами вы превращаетесь в жалкого безнадегу (официальный термин).
Упомянутые безнадеги стояли в безликих очередях в кассы, а некоторые из них пытались выпросить очередную ссуду у клерк-дам, топчась у столов.
Эти люди напоминали лунатиков, которых кто-то внезапно разбудил. И банк приложил к этому руку: стоило кому-либо зайти в это мрачное место, как он постепенно становился злым и печальным, из сердца исчезли все добрые и теплые чувства. Из горла вырывался кашель, а в голове возникали мысли, связанные даже не со сведением концов с концами, а зацикленные лишь на сведении счетов с жизнью. В вестибюле банка мечты усыхали, морщились и превращались в разочарования…
Но эти мысли и эмоции не принадлежали зашедшему в банк безнадеге. Хотя, нет – принадлежали. Правда, они были испорчены. Виной всему был так называемый «горемычный порошок», который распылялся в помещениях банка через бронзовые рожки на столах клерк-дам и большие, похожие на граммофонные, рога на стенах. Он создан для того, чтобы убить в людях надежду. Убить в них любые ощущения праздника.
На мистера Супмарка горемычный порошок не действовал – он и так был зол и несчастен.
Зайдя в банк, он столкнулся с одним из безнадег.
– Прошу прощения, – извинился сухощавый тип в котелке.
– Осторожнее, чтоб вас! – буркнул мистер Супмарк, не останавливаясь.
– Можно ведь и повежливее, – раздалось ему вслед. – Новый год все же…
Мистер Супмарк не слушал. Зажав под мышкой чемодан, он направился к столам деловых дам, занятых составлением отчетов.
Мисс Коггарт, старшая клерк-мадам банка, курила кофейную папиретку на длинном тонком мундштуке. Оттопырив руки, она с яростью и ожесточенностью стучала по клавишам печатной машинки, и после каждого такого удара на тонкой длинной ленте бумаги оставался багровый символ, который никто, кроме служащих банка, понять бы не смог.
Когда к ее столу подошел огромный человек с чемоданом, она раздраженно подняла голову и спросила:
– Чем «Ригсберг-банк» может вам помочь?
Мистер Супмарк неловко потоптался у стола и что-то неразборчиво замямлил.
– Чем. «Ригсберг-банк». Может. Вам. Помочь? – раздельно повторила мисс Коггарт.
– Э-э-э… да, мэм. Я бы хотел… Хотел бы открыть свое дело и… в общем, мне нужны деньги.
– Все хотят открыть свое дело, – безразлично ответила мисс Коггарт. – Всем нужны деньги.
– Э-э-э… да. Наверное, вы правы, мэм, – смутился мистер Супмарк и вжал голову в плечи, отчего стало казаться, будто она растет у него прямо из них.