Жители Лондона о своих соседях знали все – или ничего. Обитатели Мортимер-стрит принадлежали к рабочему классу владельцев и постояльцев меблированных комнат, им приходилось ломать голову над тем, как оплачивать счета, ренту, налоги, так что они мало интересовались соседями. В том, что дом перешел из рук в руки, не было ничего необычного. Снаружи-то он выглядел все так же. Лестница вымыта, молоко забирают дважды в день, тележка местного торговца по-прежнему доставляет продукты. Ну да, время от времени заходит доктор, но единственной соседке, которая поинтересовалась, а кто же пациент (эта слишком дружелюбная соседка встретила миссис Купп в бакалейной лавке), было доложено, что доктор захаживает к проживающим у миссис Купп дамам, но что у дам нет ничего такого серьезного, что могло бы заинтересовать тяжело работающих обитательниц Мортимер-стрит: у них на это просто нет времени. Она, миссис Купп, полагает, что для ее жилички, некой миссис Джеймсон, визиты доктора и всякие снадобья – что-то вроде развлечения. У этой миссис Джеймсон «такой же здоровый цвет лица и такой же отменный аппетит, как у нас с вами», однако она из тех, кто «легко простужается», а потому «боится свежего воздуха».
Интерес доктора Уоррена к Необычному Делу рос с каждым визитом. Но рубинового кольца он больше не видел: после его первого посещения миссис Купп обратила внимание леди Уолдерхерст на то, что кольцо на ее пальце как-то не вяжется с обстановкой на Мортимер-стрит. Эмили испугалась и сняла кольцо.
– Но что смущает меня больше всего, когда я приглашаю его войти, – говорила Джейн своей матери, – так это ее вид, то, как она выглядит. Вы знаете, что я имею, матушка, в виду: ее чудесный, спокойный,
Миссис Купп покачала головой:
– Ах, Джейн, но такой ее создал Господь. Она была рождена, чтобы выглядеть так, как она выглядит, и выглядит так, какой была рождена – прирожденной леди, уважаемой дамой.
А доктор Уоррен продолжал теряться в догадках.
– Она выходит на прогулку только когда стемнеет, – докладывал он жене. – А еще я во время наших бесед выяснил, что она верит каждому слову Библии буквально, и была бы крайне удивлена, узнав, что кто-то мог бы усомниться в Афанасьевском Символе веры[11]. Ее смущают содержащиеся в нем проклятия, но она считает, что было бы неверно даже пытаться задавать вопросы по поводу традиций богослужения. Слишком многое в ней не сочетается, поэтому она и кажется такой необыкновенной.
Постепенно между ними действительно установились дружеские отношения. Несколько раз доктор Уоррен пил с нею чай. Ее естественная и привычная готовность к гостеприимству была еще одной чертой, несовместимой с окружавшей ее обстановкой. Она производила впечатление женщины, всю жизнь угощавшей чаем дневных визитеров. Женщины, неуверенные в себе, не могли с такой легкостью справляться с мелкими общественными обязанностями. Ее милая беседа и манера выделять слова восхищали внимательно наблюдавшего за ней доктора. И он тоже заметил эту горделивую посадку головы, которая так смущала Джейн Купп.
– Судя по всему, она благородного происхождения, – рассказывал жене доктор. – Она держится так, как женщины из простых держаться не могут.
– Ах! Я не сомневалась, что она из хорошей семьи, бедняжка!
– И вовсе не «бедняжка»! Она выглядит вполне счастливой и довольной и в жалости не нуждается. Теперь, когда она отдохнула, она просто светится.
Однако со временем она перестала выглядеть такой уж счастливой. Многие знают, каково это – ожидать писем из дальних краев. Совершенно невозможно просчитать, сколько времени потребуется, чтобы к тебе пришел ответ на твое послание. Тот, кто ждет, всегда подгоняет время и ошибается в расчетах. Вот ты написал письмо, сразу же отправил, посчитал, когда оно должно достигнуть адресата, посчитал, когда должен прийти ответ, а ответа все нет и нет! Кто из нас этого не помнит?