– Пока такой особой необходимости нет. В ближайшие дни меня вроде как могут перевести в приличную тюрьму. Так что дотерплю. А там уж видно будет.
Адвокат ободряюще улыбнулся и сообщил:
– У меня всё.
Василёк достучал последнюю информацию и распечатал протокол. Мне его прочитали, адвокат сделал пару замечаний, и перепечатанный отредактированный лист был скреплён подписями присутствующих.
Адвокат посмотрел на меня и спросил:
– Мы поговорим здесь?
– Нет, – тут я был категоричен. Вид этой комнаты мне просто противен, да и курить хотелось страшно.
– А, понимаю, – он внимательно осмотрел стены, – понимаю…
Я не стал его переубеждать. От этих ребят любых пакостей можно ждать. Совершенно некстати вспомнилось, что
Мы всей толпой вышли на площадку пожарной лестницы. Таможенники вежливо попрощались, спустились вниз по металлической лестнице, и разошлись, оставив внизу одного Василька сторожить единственный путь к бегству.
Я повернулся к адвокату:
– Тони, какое мнение о допросе?
– Ощущение, что они вслепую пытаются хоть что-то нащупать. Им подходит даже любой негативный фон, который они будут пользовать как почти
– А что насчёт допроса водителя и его заявления, о которых говорил следователь?
– Ну что тут сказать… хотя нам лучше вообще не касаться этой темы…
– В России обычно говорят, что
– Возможно. Но для суда даже таких показаний водителя было бы достаточно, чтобы засадить вас на долгие годы.
– Значит это блеф?
– 99.9%.
– Спасибо, утешили. Я больше всего боялся, что это какая-нибудь форма…
– Нет, у нас это пока официально не практикуется.
– Тогда легче.
Адвокат подробно рассказал о том количестве бумаг, которые были им направлены в разные инстанции. При этом он не преминул посетовать на чудовищную бюрократию, которая досталась бедной Финляндии в наследство от Российской Империи.
– Бюрократия есть не господство канцелярии, а навязываемая народу любовь к порядку, – назидательно сообщил я и чуть не расхохотался глядя на его вытянувшееся лицо. И сразу добавил, – Шутка. Это постоянно растущий социальный паразит.
Тони покачал головой:
– На суде так не стоит шутить. Пожалуйста.
– Не буду. Готов молчать как русский партизан… тьфу… то есть буду нем как могила…
– Тогда поговорим о вашем здоровье. Каково реальное состояние?
– Отвратительное. Много курю, мало двигаюсь. Целый день в прокуренной камере. Сплю на бетонной плите. Матрас очень тонкий. Камера не убирается. Мне самому её убрать нечем. Из имеющихся приспособлений в наличие только моя зубная щётка и расчёска.
– Это плохо, но понятно. Как самочувствие?
– Болит желудок. Очень хочется есть. Правда, может сегодня нормально поем, если этот клей засохнет.
– Какой клей?
– Да как-то странно починили мои челюсти. Вместо снятой пластиковой подложки мне выдали клей. А он никак не засыхает, – я пошевелил челюстями, – И я не очень комфортно себя чувствую. Они как дельфины плавают. И вкус ещё тот.
– Я поговорю со следователем.
– Хорошо. Уточните у него, можно ли как-нибудь решить вопрос с водой. Из крана течёт очень вонючая.
Адвокат кивнул и спустился к Васильку. Они мирно побеседовали, и Тони помахал мне рукой на прощание. Я вяло помахал в ответ и загасил сигарету. Пока я спускался, мой адвокат успел сесть в машину, игриво помигать фарами своей спортивной машины и умчаться к тёплому и сытному семейному очагу. А что мне остаётся? Только завидовать, как занятой товарищ Сталин любвеобильному Рокоссовскому.
Я горько сплюнул и поплёлся за Васильком к его машине.
Результат разговора адвоката со следователем превзошёл мои самые смелые ожидания. Уже через полчаса после письменно переданного Васильку кода моей кредитки, в камеру заявился вертухай с пакетом, набитым минералкой разных сортов, сахаром и двумя коробками чая в пакетиках.
Потом, через несколько минут, вертухай вернулся и протянул мне листок и авторучку:
– Распишитесь… вот здесь и здесь.
– Что это?
– Отчёт. Здесь количество денег, снятых с вашей карточки… здесь чек магазина… здесь наличный остаток. Можете проверить.
– Верю на слово, – я быстро расписался и, придав голосу барскую уверенность, заявил, – Мне следователь обещал, что я могу кипяток получать в любое время.