Как стать контрабандистом

Эпилог: вертухаи получают премии за героическую попытку спасти главаря российской мафии, который просто каким-то чудом сумел разбить закалённое стекло и на ходу выпрыгнуть из мчащегося автобуса.

Итог: безлюдные похороны в закрытом гробу на тюремном кладбище. Скромная табличка с шестизначным номером…

Прошло несколько томительных минут. Я понадёжнее зацепился ногой за нижнюю стойку кресла и крепко сжал зажигалку в кулаке. Может, сразу и не выдернут, как перезревшую репку. Надо ещё финальную фразу заготовить, а то потом некогда будет. Я лихорадочно стал прикидывать короткую, но гордую реплику, стараясь не выпускать из поля зрения ни вертухаев, ни цветняков. Тут главное не упустить момент начала махача, а то вообще пикнуть не успеешь, как начнётся мясорубка с одними субтитрами.

No pasaran! (Они не пройдут!) я отмёл сразу. Этот «Но пасаран» мне всегда напоминал жалобный вопль мрачного страдальца недельным запором. Так иногда и хочется разделить всех людей на но пасаран и уже пасаран. И тут в голове склеился совершенно уникальный лозунг из разных обрывков.

– Cosa Nostra non muerte ¹⁹⁷ – негромко опробовал я новый клич. Звучит надменно и певуче. Да и рявкнуть можно от всей души, но лучше в два захода. А уж потом соскочить на привычный мат. Как и задумывалось. Ещё бы стакан водки и можно хоть сейчас приступать…

Но весь мой всплеск патриотизма был рутинно смазан вертухаями. Они опустили рации, а один разочарованно кивнул водителю. Автобус заурчал, подал назад, а потом развернулся, медленно выехал на перекрёсток и повернул в сторону от границы. Пронесло. Я принюхался, и гордо отметил свою негативную реакцию. С трудом разжал пальцы и сунул зажигалку в карман. Еле вытащил застрявшую ногу. Сделал несколько глубоких вздохов. Надо поменьше болтаться по кинотеатрам. А то точно можно сорваться в неотстирываемый позитив.

Мимо проносились редкие дома. Стало быстро темнеть. Я бездумно уставился на своё отражение в окне. Понемногу отпускало. Автобус, дав большой крюк, сделал короткую остановку в Haminan vankila. Открытая тюрьма в Хамине встретила нас совершенным безлюдием и мелким снегом. Водитель нажал на клаксон.

На крыльцо выскочил жующий человечек. Он зябко поёжился и потрусил к вертухайской дверце. Взял документы, поводил по ним пальцем и подошёл к нашей двери. Один из цветняков встал, похлопал напарника по плечу и в раскорячку направился к выходу. Дождался, пока откроют двери, потом забрал из багажного отделения свою увесистую спортивную сумку и вполне дружески заговорил с вертухаем.

Сразу же раздался взрык заведённого мотора, и автобус стал медленно разворачиваться. Тут краем глаза я зацепил что-то неправильное и быстро оглянулся назад. Цветник небрежно сунул свою сумку верухаю и спокойно направился по протоптанной тропинке в сторону центра Хамины. Ничего себе порядочки! Пивком что ли решил освежиться перед вечерней поверкой? Я посмотрел на оставшегося напарника, но тот только пожал плечами и отвернулся. Кучеряво тут народ устроился. Просто чёрные завидки за жабры берут от таких открытых посиделок.

Следующую остановку сделали в Котке. Нас поместили в одну камеру и выдали сухие пайки. Цветняк быстро и молча сжевал свой бутерброд, растянулся на бетонной плите и демонстративно закрыл глаза. Намёк очевиден. Я достал из кармана книгу и стал перечитывать последнюю главу. Что-то перед судом вся развязка в голове совершенно не удержалась. Может, хоть сейчас узнаю, чем там у автора всё закончилось.

В Миккели мы прибыли очень поздно.

Вертухаи забрали все наши вещи и без шмона засунули нас в узкую камеру-четвёрку. Я чертыхнулся, вспоминая раздолбанный унитаз, но протестовать не стал. Всё равно впереди только одна ночь, а спать уже хочется зверски. Видно сомлел на нервной почве.

Сложив два матраца и кое-как разобрав постель, я удобно прилёг, собираясь выкурить последнюю сигарету перед сном. Никакая сила не заставит меня выполнить здесь даже укороченный вечерний моцион.

Но тут прорезался цветняк. Он, разбирая своё лежбище, несколько раз открывал рот, но так пока ничего из себя не выдавил. Зато сейчас вдруг разродился:

– Ты из этой тюрьмы? – по-английски он говорил не просто хорошо, а даже с каким-то укоренившимся южным акцентом. Явно не по фильмам pronunciation (произношение) себе поставил. Такое специфичное произношение прилипает, если долго прожить где-нибудь в Техасе или Нью-Мексико. Встречались мне уроженцы тех мест.

– Да.

– Давно сидишь?

– С ноября.

– Какой этаж?

– Здесь третий. С конца декабря.

– Кто сосед?

– Э-э-э… greenhorn (новичок, неопытный).

– За что сидит?