Вертухай кинул на меня злобный взгляд и стал потирать обожжёнными пальцами мочку правого уха.
Он прекратил терзать покрасневшее ухо и удалился в свою будку. Там достал коробку с красным крестом и стал изучать содержимое.
– Собирайте вещи, – мой коридорный вертухай явно подобрел. Горе ближнего всегда в радость окружающим.
– У меня есть десять минут? – спросил я, разглядывая наваленную гору.
– Можете не спешить, – лениво ответил вертухай, заинтересованно наблюдая за манипуляциями коллеги.
Я стал разбирать и аккуратно складывать одежду, изредка косясь на стекло будки. Там было на что посмотреть. Страдалец, шевеля губами, медленно читал инструкцию, морщился, иногда даже нюхал, но отбрасывал упаковку и приступал к новой. Вот оно, пагубное влияние цивилизации. Сходил бы, отлил от души и закрыл дело концом. Простота лечения даже в пословицу вошла.
– Оставьте свои вещи тут, – он указал на стоящую в углу тележку, – Следуйте за мной.
Слегка удивлённый, я переставил пакеты на тележку, повернул ярлыками наружу, чтобы избежать ненужных воплей при погрузке, и поспешил за удаляющимся вертухаем. Скоро, блин, они нас вообще на самообслуживание переведут. Наставят указателей, и будем сами ходить по стрелочкам, следуя голосовым командам компьютера. И самостоятельный шмон начнём проводить возле специального шеста под цветными прожекторами. А уж обзовут точно как
Вертухай провёл меня мимо знакомой двери на второй этаж. Открыл замок в соседнюю дверь. Затем последовал короткий закуток, упирающийся уже в металлическую дверь. Вертухай потряс ключами и, криво усмехнувшись, сообщил:
– Свой
– Как долго?
– Несколько часов. А что это вас так беспокоит?
Я неопределённо пожал плечами. Действительно, какая разница? Aрестант сидит, срок идёт. Лучше вообще впасть в спячку для ускорения процесса. Слегка тяготясь отсутствием всех своих вещей, я вошёл в отстойник. Восьмиместная камера, но не такая здоровая как в Миккели. Двухярустные нары раздвинуты по стенам, а возле входа вполне приличных размеров грязный стол, заваленный хламом, оставшимся от прежних постояльцев. В стену вделан кронштейн с небольшим телевизором. Воняет как в знойный полдень внутри консервной банки недельной давности. Это вам не там, где потенциально порядочные приезжают на суд. Тут конвейер по сортировке отходов общества.
На нижних нарах развалилась весьма экзотическая парочка. Оба в полурастёгнутых скрипучих шортах – выпустили подышать обширные волосатые трудовые мозоли. Явно за малым они не дотягивали полутора центнеров каждый. А отсутствие футболок вполне компенсировали цветные татуировки, плотно усеявшие их обширные телеса в волосяных жилетах. Они увлечённо читали телетекст и перекидывались односложными фразами. Я кивнул, выдержал молчаливый осмотр двух пар внимательных глаз и ответные кивки. Весёлые ребята. И шорты, у них видно специально для зимы. Из натуральной кожи. Или это такие пижонистые трусы? С такими дружить себе дороже. Я ещё раз осмотрелся вокруг и потащился к дальним нарам. Крякнул и полез на второй ярус. Отсюда и телек видно лучше и подремать можно спокойно.
Попялившись в бегущие по экрану строчки, я понял, что уже вполне достаточно насмотрелся на занимательные группы букв, смысл которых совершенно непонятен. Зато мои
Я свернул валиком куртку, сунул её под голову и както незаметно задремал.
Сегодня маршрут автобуса был странным. После просёлочной дороги из Коннунсуо водитель лихо повернул в другую сторону от Лаппеенранты, и помчался, обгоняя редкие грузовые фуры.
Через ряд кресел от меня устроилась давешняя парочка. Теперь они были полностью в боевой кожаной экипировке. На потёртых куртках кучи надписей, нашивок и совершенно безвкусных побрякушек, от которых наш Юдашкин точно бы перевозбудился и заново переделал всю военную форму. Одно настораживало. Оба были сейчас очень серьёзны, и от них реально несло угрозой. Былого веселья как не бывало. Видно я проспал какой-то переломный момент в их настроениях.