Как стать контрабандистом

– Ничего подобного, – я свалил пакеты на лавку, – Он сам не с той ноги встал.

– Как суд?

– А по мне не видно? Опять признан потенциально виновным. Только вот доказательств нет. Буду сидеть, пока не найдут.

– Это долго.

– Догадываюсь. За двумя финскими зайцами погонишься, об третьего споткнёшься. Я раньше думал, что это шутка. Теперь что-то уже не очень в этом уверен.

– Ладно, держи постельное бельё и двигай на хату, а то наша этажерка сейчас крутой кипишь поднимет. Я после обеда заскочу, новостями перекинемся.

Я собрал пакеты, набросил сверху постельный рулон и стал медленно и мучительно протискиваться по лестнице на свой этаж.

– Не отпустили? А когда следующий суд? – этажный также встретил меня настолько удивлённым возгласом, что я даже на миг проникся к нему симпатией.

– Не отпустили. Продлили следствие. Суд не раньше, чем через две недели, – кратко, но информативно сообщил я последние новости и покосился в сторону своей камеры.

– Just a moment (подожди слегонца), – он виновато поморщился, – Мы действительно были уверены, что вас выпустят. У нас тут проблема… overcrowded prison (коробочка переполнена).

– Про переполненную тюрьму я уже внизу слышал. Мне что, прикажете отправляться под restriction (домашний арест)?

– Нет, – он помялся, – В вашу камеру добавили cellmate (сокамерника).

– New co-prisoner? — если честно, то чему удивляться? Сокамерник, так сокамерник. Не всё же время одному сидеть. На всякий случай я уточнил небольшую, но очень важную деталь, – Hopefully, he is not a hired assassin or some kind of compulsive rapist? (Хотелось бы надеяться, что он не наёмный убийца или какой-нибудь там насильник?).

– Нет, – вертухай слегка задумался, но твёрдо закончил, – Manslaughter (непредумышленное убийство).

– Real murder? (реальный убийца?) – мне слегка поплохело.

Вертухай слегка пожал плечами и двинулся к камере.

– What am I to do? (Что мне делать?), – скорее самого себя спросил я.

– Cry blue murder (Кричи караул), – хохотнул вертухай, не оборачиваясь, и с силой вогнал ключ в замочную скважину.

Открывшаяся дверь представила совершенно пакостное зрелище. На моём месте, на двух матрацах вальяжно возлежал мелкий индивид в семейных трусах и нагло пялился в арендованный на мои кровные деньги телевизор. С таким трудом отчищенная доска объявлений уже криво обляпана голыми бабами. Весь пол в крошках и обёрточных бумажках. Параша фонит как могильник. И это этот смрад плавает во влажной духоте ни разу не проветриваемой камеры. Я с шипением выпустил воздух через плотно сжатые челюсти.

Охранник кинул несколько коротких фраз моему новоявленному сокамернику и захлопнул дверь. Тот соскочил на пол и стал суетливо натягивать штаны.

– Terve! Do you speak English? – с нарастающим холодным бешенством спросил я у мельтешащего сокамерника.

Он отрицательно помотал головой, как-то уж очень затравленно глядя на меня.

– Засрать всё здесь за пару дней смог, а языка так и не выучил? – обвиняюще сообщил я, – Perkele saatana. (Ругательство) Завонялся тут как raato (труп, падаль).

Последнее слово возымело на недомерка невероятный эффект. Он попятился к стене и в глазах явно блеснули слёзы. Сам себя перебивая, он начал громко частить, указывая на дверь.

– Stop, – я ещё раз оглядел камеру, но нигде чистого места не обнаружил. Сделал шаг вперёд и свалил свои пакеты на кровать, – Хватит уже, наговорился. Как зовут? What is your name? Mikä on nimenne?

– Kimmo, – он слегка расслабился.

– Слушай сюда, кимоно маломерное, – я стал раздельно выговаривать каждое слово, – Сейчас убирать камеру будем… cell cleaning… selli… э-э-э… imuroida… capichi, грязнуля?

Он мелко закивал головой и бочком протиснулся к шкафу. Раскрыл дверцы и стал лихорадочно собирать свои вещи, разбросанные по всем полкам. Я залез на батарею отопления и открыл окно. В камеру рванул морозный воздух. Киммо что-то пискнул, но без должной настойчивости.

– Воздух есть основа жизни, – веско отреагировал я, – А ты тут кислород перекрыл, кикимор.

Киммо поманил меня пальцем и стал тыкать в пустые полки: