– Это невероятно, – зашептал мне на ухо Тони, – Они просят продлить содержание под стражей на основании того, что у них пока ещё нет против вас прямых улик.
Однако ждать пришлось долго. Судья с явной натугой переваривал услышанное. Он молча переводил свой взгляд с прокурора на Живчика и всё больше мрачнел. Потом полистал бумаги и снова стал сверлить взглядом Живчика. Тот слегка скис, убрал улыбку с лица и даже потупился. Насладившись произведённым эффектом, судья что-то невнятно буркнул и упёрся взглядом в столешницу.
– Адвокат должен ответить, – тускло сообщила Вобла.
– За чужую халтуру?
– Нет… он должен сказать своё мнение.
Тони вскочил и азартно затараторил, размахивая руками. Вобла приоткрыла рот и заворожено уставилась на него. Молча.
– Ну, и чего ждём? – прошипел я ей через некоторое время, – Переводить будем, или моему адвокату глазки строить?
– Он много говорит.
– Слышу. Но, о чём?
– Мне не успеть.
Я развернулся и незаметно дёрнул Тони за пиджак:
– Сделайте паузу. Мне нужен перевод.
Тони кивнул, выдал ещё пару предложений и широким жестом указал на Воблу. Судья согласно кивнул.
– Адвокат против продления ареста… десять недель без всякого результата… нет никаких доказательств участия в контрабанде… прокурор уже должен принять правильное решение… нужен честный суд… обвиняемому портят жизнь и бизнес, – она кивнула Тони, и тот немедленно вновь запустил свой хорошо поставленный голос.
Я посидел в неведении ещё минут пять и снова дёрнул его за пиджак. Тони развернулся к Вобле. Та что-то растерянно проблеяла и развела руками. Адвокат ухмыльнулся и стал очень раздельно произносить фразы, делая долгие интервалы.
– Транспортные документы, на основании которых произведён арест, сделаны другой компанией, а не подозреваемым, – вымученно выдавила из себя покрасневшая Вобла, – В его компании не было никакой информации об этом грузе… тем более никакой физической возможности влиять на его маршрут. Эту возможность имел только местный экспедитор… и таможня.
Я кинул взгляд на таможенников. Они сидели с застывшими лицами. Только Лось делал какие-то непонятные жесты Живчику.
– На прошлом заседании суда таможня сообщила, что летом 2008 года два груза были просвечены рентгеном, – перевод Воблы становился всё тише и тише, – Теперь голословно заявляется, что в них была контрабанда… что только подозреваемый виновен в ней… и он является единственным возможным подозреваемым в Финляндии. Это неправда.
– Погромче, пожалуйста, – не выдержал я, – Это меня касается.
Вобла покраснела сильнее, но звук прибавила:
– Единственная указанная причина его ареста… и основное требование следствия… это якобы защита пока не найденных доказательств… до тех пор, пока следствие не завершится. Но в законе четко сказано, что подозреваемый является невиновным пока не доказано обратное. Поэтому нельзя оправдывать арест тем, что, в далёком будущем могут найтись доказательства виновности подозреваемого. А ведь могут и не найтись.
Зато Вобла недовольно заворочалась на стуле и уже чуть громче, чем требовалось, стала выплёвывать слова, выражая своё несогласие:
– За десять недель не было найдено ни одной конкретной улики, которые связывали бы компанию моего клиента с контрабандой. По закону эти улики надо предоставить суду. А если этого не произошло, то означает только одно… никаких улик нет. Это тоже по закону. Тут были разговоры о том, что мой клиент подозревается ещё в чём-то, возможно криминальном. Но эти обвинения так и не были конкретизированы. Закон требует аргументировать все обвинения и дать защите возможность опротестовать их, иначе это прямое нарушение прав подозреваемого. А вот одних только подозрений в теоретической возможности его участия недостаточно для вынесения судебных решений. Поэтому защита выражает свой очередной жёсткий протест против продолжения ареста.
Тони слегка поклонился и сел. Судья посмотрел на Живчика, скривился и перевёл взгляд на меня. Подумал и кивнул головой
– Вам дают слово.
Я решил не вставать. Слегка прочистил горло. В голове вообще не было никаких мыслей.