Как стать контрабандистом

После обеда появился вертухай и сообщил, что я должен со всеми вещами спуститься в подвал. Потом совершенно неожиданно пожелал приятной поездки, но, видно устыдившись, потопал в свою будку. Отрапортовал по рации, и сразу с головой утонул в газете.

Я на растопыренных руках еле собрал свои раздутые пакеты и стал протискиваться вниз по лестнице. Лишь бы никто навстречу не попался, да ручки у пакетов не оборвались. Иначе застряну как обоюдовыпуклая пробка. И совершенно непонятно в какую сторону меня станут выпихивать.

Обыск прошёл быстро. Вертухай дал лёгкий втык, что у меня только две бирки на пять пакетов. На мой скромный отпор, что дали, то и леплю, он посетовал на сплошную лень, переходящую в хронический тупизм у некоторых, отдельно взятых заключённых.

Долго ворчал что-то невнятное, но выдал недостающие три. Осуждающе понаблюдал за тем, как я их заполняю, но больше не выступал. Вызвал подвального вертухая и потерял ко мне всякий интерес. Зато явившийся вертухай пребывал в весёлом настроении и был совершенно не прочь потрепаться.

– Русский?

– Да.

– Это хорошо.

– Что-то пока не вижу ничего хорошего.

– Почему? Не так часто русские сидят в тюрьме, построенной русским царём. Должно быть приятно.

– Патриотично до ejaculation (семяизвержения) может быть только для некоторых masochists (мазохистов), но явно не для меня. Даже обычные финские дома значительно удобнее. Во всех отношениях.

– Звонить никому не будете?

– Нет. У меня адвокат сейчас во Вьетнаме… финские мины ищет.

– Правда? – Он слегка задумался, но тему не поддержал. – А вы почему ничего с собой не берёте? Автобус будет только завтра в первой половине дня.

– А разве можно? Охранник, который меня обыскивал, ничего не сказал.

– В первый раз?

– Да.

– Ладно, пойдём, возьмёте себе что-нибудь на вечер.

– Спасибо.

Наше появление вызвало у вертухаев буйную дискуссию, в результате которой мне всё же позволили взять термос, пару пакетиков чая, сахар и книгу. Вдогонку я даже, кажется, различил редко употребляемое слово ament¹⁷⁰ (слабоумный). Но, может, ошибся и просто спутал со схожим финским. Только его тон не оставлял никаких сомнений во вложенном смысле.

Коридорный бдительно проследил как я укладываю свои пожитки на большую тележку, придвинутую к стенке, а удовлетворившись аккуратностью укладки, отвёл меня в закуток, отделённый решёткой от основного коридора, и показал кран, где можно набрать кипятку. Поколдовал с ключами и открыл крайнюю камеру.

– Не забудьте постельное бельё, – он указал на тележку, где лежали наборы комплектов.

Взяв самый верхний набор, свёрнутый в рулон, я вздохнул и двинулся вперёд. За дверью оказалась ещё встроенная решётка с открытой дверцей. Вторая линия вертухайской обороны.

Сама камера производила солидное впечатление. Очень большая, с полукруглыми сводами, устремлёнными к центру потолка. От склепа её отличало только одно микроскопическое окно, прорубленное метрах в трёх от пола.

Я оглядел четыре пары двухъярусных нар и уверенно направился к самым дальним, у стены. Хоть с одного боку будет надёжная защита, если что. Нары вообще расставлены весьма интересно. Пара, потом стол, две пары, стол, последняя пара. Ещё один стол сиротливо стоял в углу и вокруг него сиротливо прижались две табуретки. У стены два рукомойника и дверь в туалет. Очень похоже на монашеское общежитие, если бы не железные декоративные излишества. Зато значительно лучше конуры в которой я провёл здесь первую ночь.

Я разобрал нижнюю постель, сделал импровизированное кресло и устроил себе полусладкий чайный отдых. Долго обдумывал не оставить ли потомкам свою прощальную запись, но решил, что перед выходом на волю пора уже вытравить из себя дурные наклонности. Тем более что со мной нет ничего марающего или скребущего. На всякий случай очень внимательно осмотрел нависающий надо мной исчёрканный фанерный каркас, но ничего интересного не нашёл. Либо русский люд сюда ещё не добрался, либо добрался, но без письменных принадлежностей.

Только под вечер вертухай завёл ещё двух заключённых. Они вежливо поздоровались, быстро устроились на дальних от меня нарах и стали очень тихо перешёптываться.

Я излишне увлечённо уткнулся в книгу и закурил очередную сигарету. Нам бы только три ночи простоять и эта сплошная imuroida закончится. Впечатлений уже вполне достаточно, чтобы будущих внуков запугивать.

Ужин прошёл молча. Сразу после него я отложил книгу и завалился спать. Меня разбудили только раз на вечерний приём таблеток. И я снова провалился в неудобный омут.

После завтрака камера стала медленно заполняться. Каждый новый заключённый здоровался и останавливался у входа, оглядывая сидящих. Если находились знакомые, то тут же собирался небольшой кружок и следовал негромкий обмен новостями. Если нет, то неприкаянный искал себе свободное место и замирал в оцепенении.