Сулев покосился на открытую дверь камеры, потом посмотрел на часы.
– Ну, если коротко, то меня сгубило хорошее знание иностранных языков и самые последние годы развитого социализма.
– Да уж, совсем свеженький баян. Ты серьёзно?
– Абсолютно. В школе я выучил русский, английский и немецкий. Плюс эстонский и финский. У меня отец был моряком дальнего плавания, а мать одной из ведущих в республике детских врачей.
– Слушай, я сейчас умру. Ты такую песню не слышал?
– Что-то знакомое, – Сулев смешно наморщил нос, – Слышал раньше такое нытьё, но слов не помню. Я хоть и эстонец, но с пением у меня неважно. У тебя, кстати, тоже. От слова совсем. А кто такой лекальщик?
Я хрюкнул, но сдержался. Постарался сделать серьёзное лицо.
– Лекальщик это лекарь на тральщике. Почти главный моряк дальнего плавания, – тут я не выдержал и откровенно заржал, – Замкомпоморде. Заместитель командующего по морским делам. Медицинским. Ладно, извини. Продолжай. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и минете.
– Бред какой-то. Тебе что, не интересно?
– Интересно. Но народ в своей массе прав, дурные гены не пропьёшь. Просто только я так могу здесь глушить свой стресс. Не обращай внимания. Даже если зарыдаю или забьюсь в падучей. Что с простого русского взять? Хотя, и тут нет… я сейчас даже на анализы из себя ничего приличного не выдавлю.
– Тогда помолчи, за бывалого сойдёшь. Первый раз меня загребли по малолетке за 120 финских марок. И дали четыре года.
– Это что, страшные валютные операции с капиталом в 30 баксов?
– Смешно? – Сулев слегка замялся, – Хиханьки-хаханьки? А я срок мотал, где волки срать боятся. Проходил по 154 статье, да. Спекуляция. Но, когда меня взяли, то нашли только эти несчастные марки. Дали 3 года. Там очередной месячник какой-то борьбы за что-то шёл.
– Так три или четыре? У тебя вечно цифирь не бьётся. И почему так много?
– В итоге дали три. Тут вообще много непонятного. Я эту статью наизусть выучил. Скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы. Она наказывалась лишением свободы на срок до двух лет с конфискацией или без, а вот спекуляция в крупных размерах уже до семи лет с конфискацией имущества. А у меня, и ещё у одного эстонского парня, ничего не забрали, только эти чухонские марки конфисковали и загнали на этап в Сибирь.
– Звучит бредово. Сейчас все лохи на этом кормятся.
– Не то слово. Меня несколько лет назад в Штатах задержали по подозрению. Я им об этом сроке честно рассказал, так они мне вообще не поверили. Даже сделали запрос в Россию. А когда пришёл ответ, то сразу отпустили и извинились. Представляешь, они мне даже предложили помочь с получением политического убежища в США! Так растрогались.
– Ну и подал бы. – Я тут же провокационно добавил, – Не впервой же родину менять.
– А зачем? – Сулев пропустил мой подкол мимо ушей. – У меня к тому времени свой бизнес в Испании хорошую прибыль давал.
– Ну и как тебе Сибирь?
– Чуть не сдох. Нас, тех кто постоянно дисциплину хулиганит, засовывали в зарытый в землю металлический контейнер. В склизкий, ржавый и дырявый такой. Бр-р-р. Ни сесть, ни лечь, ни прислониться, а чем ближе ночь, тем меньше дружбы. Хе-хе. Только двигаться, чтобы не околеть. Мало кто сутки выдерживал. А один раз – не водолаз. Там никакого здоровья не хватит весь срок отмотать.
– И так все три года?
– Нет. Сибирь быстро мозги на правильное место ставит. И я нашёл способ как смыться назад в Эстонию. Написал заяву, что являюсь свидетелем уж-ж-жасно кровавого убийства на отдалённом хуторе. Ну, типа, невинно так собирал ягодки-грибочки, а тут глядь, страсть, какая жуть творится! Только с перепугу точного места не запомнил. Целую ночь проплутал. Но готов оказать всяческую помощь народному следствию.
– И проскочило?
– Не то слово. Социализм же был. Буквально через месяц вернули в Таллинн и стали прессовать. Тогда я их чуть ли не по всем хуторам в округе протаскал, – Сулев стал имитировать знаменитый эстонский акцент, – Вро-о-оде, похоже, но нэ со-о-овсем то. Может, с другой стороны по-о-осмо-о-отрим? Или лучше до-о-ождёмся лета, а то сугробы очень глубо-о-окие, – но не удержался, хихикнул и продолжил уже нормальным голосом, – Они, конечно, быстро разобрались, но оставили на родине срок добить. А когда вышел из Батарейной, то ваша долбанная перестройка-перестрелка уже была в полном разгаре.
– И что потом?