Как стать контрабандистом

– Спина болит. Не могу быстрее, – пытался я его вразумить.

– Попроси помощи у доктора.

– Спасибо за совет, – желание жахнуть его по затылку только усилилось.

Сауна была устроена в подвале, прямо дверь в дверь от вертухайских комнат для обыска. А в торце между ними сулевская каптёрка. Оригинальное соседство. Лучше бы с другого конца начинали приём новобранцев. Сауна-каптёрка-шмон. Всем было бы значительно лучше. Да и вертухаи вполне себе гигиенично так ковырялись в чистой заднице и свежевыстиранных шмотках.

Сулев сидел в глубине своей каптёрки и невозмутимо листал толстую газету. Я, привлекая его внимание, тихонько постучал по доске:

– Разрешите сдать использованное исподнее, господин-товарищ Сулев?

– А, это ты, – он откинул газету и забрал у меня пакет, – Через три дня будет готово, – тут он увидел Микко и присвистнул, – Опять здесь, руссико туристо.

Микко виновато сжался и быстро залопотал по-фински. Я пожал плечами и открыл дверь в сауну. Только мне ещё не хватало в чужие финно-угорские разборки встревать.

Сауна была сделана с любовью и типичной финской обстоятельностью. Просторный предбанник с большим зеркалом. По периметру расставлены широкие лавки. Пол покрыт ребристой резиновой сеткой. Всё в светлых тонах и очень чисто. Святыня, как ни крути. Тут за любые художества свои же руки поотрывают.

Я быстро разделся, захватил шампунь и поспешил в душевую. Там было человек семь народу, которые громко горланили. Одни охлаждались после парилки, другие активно мылись. Ну, а если не обращать внимания на чрезвычайное скопление наколок, то просто общественная баня будним днём. Один я тут как альбинос со своей белой кожей. При этом меня все старательно не замечают. Человек-невидимка из недемократической страны.

Почти сразу за мной влетел Микко. Вот он был сразу встречен жизнерадостным хохотом. Да и татуировки на нём какие-то несерьёзные. Птички-рыбки. А уж иероглифы явно списаны из китайского меню. Handwritten man (рукописный баклан). Живой оселок для оттачивания старых подколов.

Я старательно помылся, захватил одноразовый подпопник и пошёл в парилку. По пути мне все вроде невзначай, но уступали дорогу, а в парилке сразу освободили место на верхней полке и даже постарались отодвинуться подальше. Просто явление прокажённого в разгар великосветского party. Зато не возникнет вечных немецких проблем с Lebensraum – жизненным пространством.

Хотя любопытно же. Тюрьмы это тот же социум, только ужатый по конфликтным и половым признакам. Явно здесь выработаны свои гласные и негласные правила. Надо будет у Сулева спросить.

Я с удовольствием ещё пару раз попарился и решил, что с меня достаточно. Слишком хорошо – это уже нехорошо. И всегда чревато последствиями. А мне надо успеть разобраться в окружающей обстановке, а то опять под замок загонят воевать со своими мыслями. Лучше пообщаться, а заодно и Микко подожду в прохладном коридоре.

Сулев продолжал лениво перелистывать газету, изредка отхлёбывая почти чёрный дымящийся чай из металлической кружки.

– Не отвлекаю?

– А? – он отложил газету и зевнул, – От скуки что ли? От неё только на воле можно отвлечься.

– Слушай, а чего это все от меня шарахаются?

– А хочешь, чтобы грязно приставали? – он хихикнул, – Могу устроить.

– Да нет, странно всё-таки. Меня замечают, если только вертухай попросит.

– Сам подумай. Тебя привозят на пару с городским сумасшедшим, хотя обычно эта скотовозка всегда полна под завязку. На следующий день пару приличных мужиков без предупреждения переводят из двухместной камеры в общую. Но тебя туда поселяют одного. Хотя тюрьма тут постоянно переполнена, а на втором этаже есть специальная камера для русских. Ещё через день прибывшего с тобой придурка-грабителя высылают дальше по этапу. Вертухаи кормят тебя таблетками как на убой, хотя больше пары штук у них никогда не допросишься. И никто не может понять, за что тебя замели. Ты из камеры не выходишь. Вокруг ходят мутные слухи, что дело очень крупное, следаки разрабатывают большую русскую банду, а тебя вообще засадят надолго… если не насовсем.

– Утешил, блин. Но прокурор вроде требует не менее одного года.

– Учти, не менее. А это срок, устремлённый в бесконечность, пока его судья не ограничит.

– Да ты прямо как Лобачевский.

– Газеты надо читать. Сейчас много пишут о том, как обуздать преступность в стране. Узнаешь много нового и интересного.

– Я и от тебя о себе уже много чего нового узнал.

Сулев благосклонно кивнул и снова взялся за газету. Из сауны вывалился взлохмаченный Микко и кивнул в сторону лестницы.

– Мы пошли, – я подмигнул Сулеву и приготовился к героическому преодолению лестницы под надзором суетливого бегунка.