Как сражалась революция

Семеныч вошел в зал в сопровождении инструктора политотдела дивизии Виктора Горшкова, тощего паренька, длинношеего и синеглазого. Дежурный казак скомандовал «смирно», аудитория, грохнув оружием, встала, Семеныч совсем было растерялся, однако оглянулся на Горшкова — не ему ли, не Горшкову ли, эта воинская почесть,— но Горшков задержался в дверях, легонько подтолкнул Семеныча вперед, шепнул на ухо:

—    Это вам, товарищ учитель, вы теперь для них старший.

Семеныч подошел к кафедре, Горшков прошел следом за ним и махнул рукой казакам. Те сели по местам, поудобней устроились. С полминуты длилась возня, затем школа затихла, и Семеныч начал свой первый урок грамоты. Усачи казаки разговаривали шепотком, и только иногда глухо брякали винтовки, поставленные между ног, да гремели об пол шашки, задетые ногой соседа или самим, шумно вздохнувшим после одоления какой-нибудь буквы казаком.

Семеныч расставил большие картонные буквы, намалеванные каждая отдельно черной тушью на кусках картона, и привычно составил из них легчайшее слово «мама». Он укрепил буквы, одновременно объясняя, что какая буква значит, показывая эту букву, чтоб ее запомнили, и, когда уже слово было готово, вдруг понял, что это слово как будто не самое подходящее для усатой и бородатой аудитории, каждый в которой давно уже или вовсе потерял мать, или много лет ее не видел. От этой мысли Семеныч сбился и, продолжая, однако, объяснять буквы и порядок образования слогов и слов, лихорадочно думал о том, как же быть дальше, какие слова должны быть первые для этой вот аудитории — те ли, что написаны были в старом букваре: «мама», «папа», «баба», или нужно искать иные слова. И, пока мысль вертелась вокруг этого, в голове уже складывался набор коротких слов, нужных и подходящих для бородатой аудитории и годных для первого урока.

После «мамы» он написал «воля», «земля», «пан» и, найдя верную дорожку, уже уверенно пошел по ней, почувствовав большое внимание, почувствовав, что овладевает аудиторией, и стал выравнивать урок, стал выходить из смущения.

Через час смена ушла, и Горшков, который оставался до конца смены, позвал Семеныча в политотдел дивизии выпить чайку, пока соберется вторая смена.

Так прошел весь день Семеныча. До вечера он занимался с сменяющимися группами казаков, в перерывах ходил в политотдел дивизии, пил там чай, обедал с полиотдельцами. От того же Горшкова он узнал, что его зачислили на все виды довольствия при политотделе. И незаметно для себя, к концу дня окончательно усталый, все-таки остался в политотделе помогать корректору править завтрашний номер дивизионной газеты.

Совсем поздно Семеныч пошел к себе, и по дороге, в саду, его окликнули поповны-сестры, сидевшие на той же постели и сумерничавшие. Все три они высунулись в окошко, одна повалилась на другую. Все три наперебой спросили:

—    Ну что?

—    Как урок?

—    Кто учился?

И Семеныч, усталый, вполне удовлетворенный днем, свернул свою цигарку из самосадки, затянулся вонючим дымом и сказал:

—    Знаете, всякие у меня ученики были, таких не бывало. С оружием, при винтовках, а тишина такая, что слыхать муху, и коли уж который из них кашлянет, так все на него цыкают, чтоб не мешал.

Будем учиться военному делу

...Товарищи рабочие и крестьяне-бедняки!

Для борьбы нужна подготовка, для войны нужно знание ее законов, для победы — святая жажда подвига и стойкости. Всему этому надо учиться.

БУДЕМ УЧИТЬСЯ ВОЕННОМУ ДЕЛУ!

Создадим стройные ряды борцов революции.

ВЫСТАВИМ НЕПОБЕДИМЫЕ ПОЛКИ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН!

Каждый завод, каждая фабрика, каждая мастерская и коммуна, село, волость, уезд, губерния — на защиту власти Советов!

Из листовки Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. 1918 год.

Герой Первой Конной

Член КПСС с 1919 года. Один из организаторов красной кавалерии на Дону. С момента создания Первой Конной армии (ноябрь 1919 года) ее командующий.

Вечером 14 мая 1920 года мы возвратились из 11-й кавдивизии в полевой штаб, разместившийся в маленьком уютном хуторке Алферово. С нами приехал комиссар дивизии К. И. Озолин. После ужина кто-то предложил ночевать в саду. Все согласились. Кто мог отказаться от сна на воздухе! Легли, но спать не хотелось. Климент Ефремович Ворошилов вспомнил о Стокгольмском съезде РСДРП, о первой встрече с Г. В. Плехановым.

Потом я попросил Озолина рассказать, что с ним произошло во время боя на Маныче в феврале 1920 года. Тогда мы считали его погибшим и в память о нем одному из отбитых у белых бронепоездов присвоили имя «Константин Озолин». Константин Иванович не любил говорить о себе, но на этот раз, уступая нашим просьбам, согласился.