Как сражалась революция

В путь нас собирали все та же Мария Бабич и семья Мосиных. Поезд уже подходил к Томску, как вдруг я почувствовала себя плохо. Поднялась температура; начался бред. Я заболела сыпным тифом. Таня отвезла меня в больницу, а сама с Зоей, деньгами и документами отправилась на Анжеро-Судженские копи и поселилась у знакомой фельдшерицы Серафимы Марковны Мовшович. Это было далеко от Томска, но Таня неоднократно приезжала ко мне. Как только я выписалась из больницы, Таня привезла меня к моей знакомой, и они вдвоем за мной ухаживали, пока я окончательно не окрепла. Когда я смогла самостоятельно передвигаться, Таня проводила меня в Томск.

На заседании Томской подпольной большевистской организации были зачитаны материалы ЦК- Здесь они оказали такое же сильное влияние. Люди буквально рвались к работе. Листовки и воззвания ЦК были размножены в подпольной типографии и широко распространены. Крестьяне, солдаты, партизаны их до дыр зачитывали.

Незадолго до моего приезда в Томской партийной организации был большой провал — многие товарищи были арестованы. Людей не хватало. Мне пришлось остаться в Томске, включиться в работу, заняться размножением воззваний ЦК для организаций, где не было подпольных типографий,— Барнаула, Семипалатинска и других городов.

Таня не дождалась моего возвращения и вернулась с Зоей в Иркутск. Она была в полной уверенности, что я арестована, так как до нее дошел слух о томском провале. Зою отдали на воспитание в бездетную семью Козловских, которая в 1920 году выехала в Польшу. С тех пор я о своей юной помощнице ничего не знаю, да и она не знает, что «работала» в колчаковском тылу.

Новое поручение и арест

Томская организация направила меня своим делегатом на подпольную конференцию большевиков, которая состоялась в марте 1919 года в Омске. Руководил работой конференции председатель Сибирского областного комитета Александр Александрович Масленников. Омск был наводнен шпионами и провокаторами. Конференция проходила в условиях строжайшей конспирации, и лишь это спасло ее от провала.

Масленников поручил мне доставить в ЦК информацию о конференции и о положении в сибирском подполье. Вскоре он и другие члены Сибирского областного и Омского партийных комитетов были схвачены контрразведкой Колчака.

Я была арестована вблизи линии фронта, когда сходила с парохода на пристани в городе Стерлитамак. Донесение в ЦК, написанное на тонкой папиросной бумаге, было спрятано у меня на груди. Арестованных было много, и по дороге от пристани до здания, где помещалась контрразведка, мне удалось, незаметно для конвоиров, в несколько приемов проглотить донесение.

В Иркутской тюрьме

После допроса меня повезли в Иркутск, видимо, моя личность была установлена. Колчаковские контрразведчики обычно всех иркутян-большевиков, где бы их не арестовали, направляли в Иркутскую тюрьму.

Камера № 2 Иркутской тюрьмы, куда меня поместили, была для политических. Здесь я встретила Таню Лушникову, Нину Мосину, Шуру Башурову-Рябикову, которая сидела в качестве заложницы за своего мужа, тогда еще разыскиваемого колчаковцами.

Нас всех по очереди вызывали на допрос, пытали, били. И ни у кого не было уверенности, что после допроса она вернется в камеру.

Мы прощались с товарищами навсегда.

В одной камере с нами была врач Людмила Дмитриевна Геллен-Похорукова. Ей разрешили оказывать медицинскую помощь заключенным женщинам в камерах, так как больных было много и мест в больнице не хватало. Своей бодростью и оптимизмом она морально поддерживала многих узниц Иркутской тюрьмы. Людмила Дмитриевна помогла нам установить связь с другими камерами. С ее помощью удалось добиться у администрации некоторого послабления режима для больных и сильно пострадавших на допросах.

Я привлекалась как участница нелегальной конференции. На допросах не отвечала. Меня пытали, и я попала в тюремную больницу.

Вскоре в нашу камеру посадили Дору Жиркову, члена Иркутской подпольной большевистской организации. Юная, стройная девушка-якутка поражала своей жизнерадостностью. Она принесла с воли добрые вести.

От нее мы узнали, что инициатором созыва новой конференции выступил Иркутский комитет большевиков. Дора сообщила также, что колчаковская армия разлагается, что партизанское движение бурно растет и что Красная Армия приближается к Омску.

В конце сентября освободили двадцать женщин из политических, среди них была и я. Мы поступили в распоряжение агронома Писанко, заведующего сельским хозяйством отдела призрения. Жили в сарае, работали в поле на уборке картофеля.

Несмотря на то что за нами был установлен гласный надзор, подпольный комитет большевиков наладил с нами связь через коммунисток Раю Глокман и Гизу Сируль. Они информировали нас о всех событиях, приносили передачу — одежду и продукты.

Однажды Рая Глокман сообщила, что я и две учительницы — Геллерт и Чистякова — должны по заданию подпольного комитета выехать на станцию Тулун и там обосноваться для связи с партизанами отряда Николая Ананьевича Бурлова, действовавшего в Тулунском районе.