Как Советский Союз победил в войне

Оставив соответствующим депутатам Госдумы РФ выяснить вопрос – не является ли такое заявлением кощунством и оскорблением чувств блокадников, обратимся снова к Постановлению Военного совета Ленфронта № 00320 от 6 октября (других мне просто не удалось найти), которым лимитировался расход продовольствия. Кроме двух упомянутых выше категорий потребителей (личный состав фронта и Балтфлота, население Ленинграда) в Постановлении есть еще одна строка: «для закрытых учреждений и общественного питания». Что примечательно – эта загадочная категория ни хлеба, ни сахара не потребляет, для нее указаны лишь лимиты по мясу и жирам, причем лимиты очень жирные: 49 тонн мяса (при этом на 2,5 млн. населения города выделено всего 72 тонны) и 19,6 тонн жиров (для населения – 51,5 тонны). Да и 346 тонн мясокопченостей, завезенных в ноябре-декабре по «воздушному мосту», в воспоминаниях рядовых ленинградцев, переживших блокаду, почему-то не обнаруживаются…

Но есть и другие свидетельства. В 1998 г. профессор РГГУ Н. Н. Козлова опубликовала дневник некого Н. А. Рибковского, который тот вел во время ленинградской блокады. Тов. Рибковский родился в 1903 г., закончил Московскую Высшую партшколу в 1940 г., был назначен секретарем райкома в Выборге, затем после занятия города финскими войсками в августе 41-го прибыл в Ленинград, где после трехмесячного ожидания был назначен на более чем скромную должность инструктора отдела кадров горкома партии. Всего лишь.

9 декабря он записывает в своем дневнике: «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак – макароны, или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед – первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, на второе свинина с тушеной капустой».

В начале марта 1942 г. (в тот месяц в Ленинграде умерло 99 тыс. человек) ответственного работника направляют в так называемый стационар горкома партии, где про грубую мужицкую еду, вроде свинины с тушеной капустой, и говорить-то неприлично: «Питание здесь словно в мирное время в хорошем доме отдыха… Каждый день мясное – баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное – лещь, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, 300 грамм белого и столько же черного хлеба на день, 30 грамм сливочного масла и ко всему этому по 50 грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину…» Эта запись (от 5 марта 1942 г.) заканчивается восхитительной фразой: «Да. Такой отдых, в условиях фронта, длительной блокады города, возможен лишь у большевиков, лишь при Советской власти».

Запоздавшее спасение

29 декабря 1941 г. Военный совет Ленфронта принял специальное постановление, в котором работа «дороги жизни» была оценена как «совершенно нетерпимая». 5 января 1941 г. ЧВС Ленфронта, секретарь ЦК тов. Жданов выпустил обращение к личному составу военно-автомобильной дороги, которое начиналось такими словами: «Дорогие товарищи! Фронтовая автомобильная дорога продолжает работать очень плохо…»

Как отмечают советские историки, в ответ на обращение Жданова во всех автомобильных батальонах прошли митинги и собрания, на которых… К счастью, дело не ограничилось одними только митингами и партсобраниями. Первым, и по хронологии и по важности, было восстановление движения по железнодорожной ветке Тихвин, Волхов, ст. Войбокало, что позволило приблизить пункты перевалки грузов на расстояние в 15 км от берега «шлиссельбургской губы» Ладожского озера. Теперь один грузовик успевал сделать две «ходки» в день. В разы увеличилось и количество реально задействованных в перевозке машин, удалось, наконец, навести должный порядок в деле обеспечения «дороги жизни» бензином.