— Ну… честно? — она закивала. — Я в последний раз дома взвешивался где-то за пару месяцев до того, как меня потащили на обучение. Я был тогда сто тридцать шесть. А сейчас… я не знаю. Но Уриил вчера сказал, что я разжирел.
Софа сильно обняла меня за плечи и крепко поцеловала щёку.
— Софочка? — растерялся я.
— Моё аппетитное и вкусное чудо.
— Ты радуешься что ли?
— Да. Тебя так много, мой хороший, сладенький, мой толстенький эклерчик.
— Я думал… ох… я тебя люблю, — улыбнулся я ей в висок и поцеловал.
— И я тебя, толстячок. Ой, знаешь что? если тебе станет полегче, можешь тоже меня жамкать.
— Спасибо, — я обнял её пухленький животик. — Софочкаааа.
— Мм?
— Если мы сейчас откровенные… только не обижайся, я тоже не собираюсь тебя упрекать и подкалывать… а сколько ТЫ весишь?
Она смутилась и отвела взгляд.
— Ну… кхм… меньше сотни.
— А конкретнее?
— Я точно не знаю, — она опустила голову. — Я взвешивалась-то три месяца назад… сам как думаешь?
— Гм, — я присмотрелся к девушке. — Семьдесят… пять?
— Вхах!
— Семьдесят девять? Восемьдесят? Я в ту сторону двигаюсь, или нет?
— В ту, — довольно посмеивалась Флейм. — Последняя попытка.
— Восемьдесят пять и не больше.
— Девяносто четыре. — я округлил глаза, рассматривая Софочку. — Я мелкая и толстая, я знаю, и не…
— Ты булочка, — я обнял её и крепко поцеловал. — Милая мягкая ласковая булочка.
— С брусникой? — засмущалась она.
— И сметанным сладким кремом.
— Я люблю тебя, толстячок.
— А я тебя, пампушечка.
====== Увольнение ======
Дальше мне работать было сложно, ибо живот ныл, кожу жгло, было не то, чтобы очень больно, это было терпимо, но я был больше сосредоточен на том, чтобы случайно не упираться пузом в край стола, или чтобы не двигаться слишком быстро, дабы чрево не колыхалось, ну или просто оттягивал от себя тесную рубаху. В конце концов, меня отправили домой, а на моё место поставили Софочку.
— Шеф, я же вроде была официантом-кассиром-старшим-менеджером-одновременно, а не пекарем? — заметила булочка.
— Теперь ты назначаешься главным пекарем до конца дня. Рафаил, можешь идти домой и болеть. София, вперёд.
— Но я мог бы помочь немножко, — несмело предложил я.
— Нет. Травма на производстве — дело серьёзное, поэтому иди домой, отдыхай, поправляйся, и…
Его прервал грохот упавших ложек, мисок и кастрюль. Рядом с этим стояла Софа.
— Ой… а это не я! Оно само!
— Шеф! Булочки с корицей закончились, а там наплыв! — ворвался Фил с перепуганным видом.
— Шевели поршнями! — крикнул директор на Софит.
— Чё вы орёте? — захныкала она, доставая муку из шкафчика. — Чё вы все такие сразу?
— Софа, — робко позвал я.
— А?
— Фартук…
— В см… — она поставила пакет муки и посмотрела на себя. Форма была в белом порошке. — Вот бл…
— Реще!!! — рявкнул шеф.
Меня вытолкали в зал к гостям, дабы я не мешался. Здесь правда прибывало народу. Бедная Софочка. Но с другой стороны, шеф ведь не допустит какого-нибудь погрома на кухне, скорее всего он ей поможет. Мне говорили, что он иногда сам печёт. Я сделал себе чай и сел за столик, решив попить и уже потом пойти домой. Ну и заодно удостовериться, что на кухне всё нормально. Но не прошло и десяти минут, как я услышал грохот и визг. По залу разнёсся запах гари. Так и запишем: демон разрушений. Разрушает всё. От материков, до невинных булочек. Фил стоял у прилавка и нервно объяснял покупателям, что всё на самом деле нормально, и что булочки будут через пару часов, и тому подобное. А на улице творился эпик: Софа выскочила из служебного входа, а за ней мчался директор и кидался в неё сгоревшими булками. Я рванул было всё разруливать, но там всё решилось и без меня:
— Шеф, не бейте!
— А ну стой, мышь мелкая!
— Я, между прочим, уважающее себя оккультное существо, и если вы снова кинете в меня булкой, я возьму и нашлю на вас порчу!
— Я те щас нашлю, я тебе так нашлю, не смоешь!
— Порча не смывается… ай! — она резко извернулась, чтобы летевшая булка не попала ей в бок. — Спина!
— Ты уволена! — психанул шеф, кинул на землю противень со сгоревшей выпечкой и пошёл обратно.
Софа остановилась и тяжело задышала, хватаясь за бок и грудь. Я направился к ней. Она посмотрела на меня.
— Ты видел?
— Видел. Давай, пойдём тихонечко, после бега резко останавливаться нельзя.
— Я ему порчу на понос нашлю, — бурчала девушка, стянув с себя фартук и кинув его на землю. Пнула. — Ай!
— Что такое? — перепугался я.
— Нога… ай-ай-ай, мамочки! — она резко осела на землю.
— Я же говорил, тебе бегать ближайшее время нельзя!
— Больно, — хныкала Софит.
Я опустился и стал пальпировать колено.
— Гм. Всё целое. Ноет?
— Ноет. Очень сильно.
— Давай подняться попробуем? Аккуратненько, давай.
Скуля и попискивая, Софа встала, хватаясь за меня. После первых десяти шагов она остановила меня и стала пытаться отдышаться. Щёчки покраснели, лоб был влажный.
— Совсем тяжело?
— Да.
— Тогда давай так.
Я подхватил её на руки, стараясь не трогать больную ногу.
— Стой! Стой, куда?! У тебя же живот болит, спусти меня!
— Я держу тебя выше ожога, так что пока нормально. — сказал я, шагая в сторону дома.
— Я тяжёлая, а ты сам говорил, что тебе тоже больно!