Как решаются нравственные вопросы французской драмой

Петр Алексеевич Бибиков Какъ ршаются нравственные вопросы французской драмой (Nos Intimes, комедiя г. Сарду)

Современному передовому человку приходится иногда искренно позавидовать доктринеру – рутинеру. Посмотрите на послдняго: нтъ у него отравляющаго сомннiя; онъ не знаетъ мукъ, сопровождающихъ страстное, ненасытное желанiе ршить, объяснить себ преслдующiй васъ вопросъ. У него готовы отвты на все, готово ршенiе, готова мораль и правила нравственности; подводите только подъ нихъ поразившiя васъ житейскiя явленiя. Онъ беззаботенъ, веселъ, счастливъ. Спокойно ложится онъ въ постель, завершить сномъ проведенный безъ тревогъ и волненiй день; такъ же спокойно встрчаетъ новый, въ полной увренности, что ничмъ не можетъ быть возмущено его спокойное теченiе. Вс его страданiя и непрiятности не выходятъ изъ узкой, тсной сферы эгоистическаго наслажденiя жизнью и ограничиваются только подчасъ оскорбленiемъ самолюбiя или долетвшимъ до его почтеннаго уха голосомъ изъ новой атмосферы, голосомъ раздавшимся изъ устъ непримиримаго врага его, человка иной жизни и закала, голосомъ, нарушающимъ его олимпiйское спокойствiе и рождающимъ въ душ сомннiе въ твердости и прочности ршонныхъ имъ вопросовъ.

Совсмъ иное дло жизнь для человка, мучимаго тревогой и сомннiемъ, носящаго въ груди вс вопросы неразршонными и всми силами души стремящагося къ ихъ уясненiю и разршенiю. Ему нтъ покоя, ему нтъ пощады, нтъ отдохновенiя.

Сознательное размышленiе о какомъ бы то нибыло вопрос жизни, повидимому пустомъ и неимющемъ особаго значенiя, втягиваетъ его въ самый кипятокъ жизни; для него вс понятiя перепутались, сплелись, зацпили другъ друга; ни одно неподходитъ подъ школьныя и всми принятыя опредленiя, всякое силится освободиться отъ узды, положенной на него рутинными нравственными и схоластическими прiемами: все перемшано, перетасовано какъ колода картъ: бывшее раздленiе всего по мастямъ, облегчавшее работу мысли, признано несостоятельнымъ; вс границы, вс предлы потеряны. Что одному ясно какъ день, врно какъ дважды два, то для другого предметъ сомннiя и страданiй. Ни въ области реальнаго знанiя, ни въ сфер нравственной опредленныхъ ршенiй, готовыхъ отвтовъ нтъ. А какъ легко было прежде: стоило сосчитать только количество пестиковъ и тычинокъ, чтобы отнести растенiе къ тому или другому виду и роду; смутилъ вашъ покой вопросъ изъ мiра нравственнаго, – отправляйтесь къ Аристотелю или къ разнымъ древнимъ авторитетамъ, и все уяснено, опредлено, подведено подъ рубрику. Теперь не то: гд кончается растенiе и начинается животное, гд оканчивается животное и начинается человкъ? И уже не пойдешь къ Аристотелю справляться, чтобы онъ объяснилъ теб das Ding an sich.

Странныя эти мысли родились въ голов моей по выход изъ Михайловскаго театра посл представленiя комедiи г. Сарду «Nos Intimes», встрченной съ такимъ всеобщимъ сочувствiемъ въ Париж, а слдовательно и у насъ. Какое кажется имютъ отношенiе приведенныя мысли съ комедiей г. Сарду? а между тмъ вышло такъ. О чемъ ни задумайся, о скучномъ или о веселомъ – богъ – знаетъ куда утянетъ. А между тмъ я намренъ объяснить, какъ родились въ голов мысли, которыя повидимому не имютъ никакого отношенiя ни къ какой комедiи.

Одинъ изъ остроумнйшихъ нашихъ публицистовъ сказалъ когда – то, что о театр говорить нельзя, въ особенности о французскомъ, непустившись въ глубокомысленныя разсужденiя `a la Сiэсъ о томъ, ce que c’est que le tiers—'etat?

Кстати, любезный читатель, не замчали ли вы надъ собою страннаго дйствiя, производимаго современной французской комедiей и драмой и состоящаго въ томъ, что какую бы пьесу ни давали, впечатлнiе всегда одного и того же рода. Я не говорю, чтобы оно одинаково было по количеству впечатлнiя: это зависитъ отъ большаго или меньшаго таланта автора пьесы; я говорю о качеств, которое (худо ли оно или хорошо, это другой вопросъ), но всегда одного и того же рода. Это замчательное явленiе, и объясненiе его должно открыть намъ многое, а главное, оно и приведетъ къ тмъ повидимому неотносящимся сюда мыслямъ, которыми я началъ.